– Ты никогда не задумывался, почему тебя зовут Иван, а меня Антон?

– Два сироты будут искать смыслы в своих именах? Случайно данных им неизвестно кем?

– Не скажи! Не твой ли любимый учитель любит утверждать, что существует бесчисленное множество тесно взаимосвязанных подсистем в рамках единой?

– Ты-то откуда об этом знаешь?

– Ты сам постоянно об этом болтаешь. Было время, когда вся твоя речь представляла собой сплошной набор цитат из Его Светлости Виддера. Или даже Его Преосвященства! Слушай! – Антон замолчал, будто озарённый догадкой. – А тебе никогда не казалось, что твой Виддер хочется докопаться до бога?

– В смысле – до замысла мироздания?

– Называй, как угодно. В данном случае бога и мироздание можно считать контекстными синонимами. И в случае таковых устремлений Виддера – ему самое место в психиатрической лечебнице с милейшим из психиатрических диагнозов – шизофрения.

– Пока копает и выдвигает гипотезы – нет. А вот когда и если докопается до доказательств и представит их публике – тогда да!

Иван улыбнулся. Слишком уж как-то романтически. Антон сразу понял, что улыбка эта не относилась ни к его шутке, ни к трёпу о Виддере. Это была мечтательная, полная надежд улыбка.

– Так что Елена? Вчера и сегодня? – как можно равнодушней уточнил Антон, чтобы не спугнуть товарища.

– Вчера она приняла ванну. Первым делом хотела принять ванну. После ещё долго стояла под душем. Говорила, что чувствует себя очень…

Иван запнулся.

– Грязной? – подсказал Иван.

– Нет, дурак! Я только сейчас попытался осмыслить слово, которое она употребила. Она сказала, что чувствует себя очень изменённой. Структурно изменённой. Много девушек тебе говорили, что чувствуют себя структурно изменёнными? И что вернуть структуру помогает вода?

– Моим девушкам вода помогает только отмыться, или бороться с похмельным обезвоживанием, – грустно усмехнулся Антон, немного позавидовав увлечённости Ивана. Именно увлечённости, а не такой необыкновенной девушке. Девушки у Антона случались самые разнообразные, а среди разнообразных – и странные, и умные. И «и», и «или».

– Ты не слишком уважаешь женщин!

– Не слишком, – подтвердил Антон. – Но уважаю. Что потом? После того, как она… вернула изменённую структуру?

– Потом ела, ела, ела. Будто беглая с каторги. Затем выпила два бокала вина – и уснула. Это было так по-домашнему. Она была в моей пижаме. Я на руках отнёс её в спальню.

– И?! – Плотоядно-нетерпеливо поинтересовался Антон.

– Укрыл её одеялом. А утром… она не узнала меня и сбежала!

– У тебя, конечно, стандартная незапоминающаяся внешность. Но я не думал, что настолько! – Расхохотался Антон.

– Нормальная у меня внешность! Соседка вообще говорит, что я красив.

– Это Евгения Владимировна-то? Да у неё уже старческая эротомания. Хорошо хоть Франт кастрирован. Не то бы я и за него опасался.

– Тьфу на тебя! Евгения Владимировна – одна из образованнейших и остроумнейших женщин, каких я знаю!

– Ты не так много женщин знаешь. К тому же образование и острый ум вовсе не помеха эротомании. Особенно старческой!

Желая соскочить с очевидно неджентльменской темы, Иван решил огорошить Антона:

– Проект «Платон» будет заниматься серийными маньяками.

Антон не стал разочаровывать друга, хотя и понял его простенький манёвр. И, присвистнув, сделал большие глаза:

– Васильева убил серийный маньяк?

– Вероятно, я должен и это выяснить.

– Кстати, уверен, Виддер поручил тебе набрать штат.

Салютовав другу чашкой кофе, Иван с лёгким торжеством – ему иногда тоже хотелось уколоть друга в отместку за его вечные подколки, – объявил: