Так. Либо в подвале моего дома находился секретный театр, и мне посчастливилось провалиться в него, либо у меня поехала крыша. Первый вариант выглядел неправдоподобно даже для человека с сильным сотрясением, а второй меня категорически не устраивал. Должно быть другое объяснение.
Я перевел взгляд на себя. Вот на полу лежит рука. Никаких следов крови или переломов, целая. Только не моя. Или моя? Детская. Но моя. Вот же она, растет прямо из моего тела. Или не моего? Точно, не моего! Слишком маленькое. Это тело принадлежало ребенку! Да что же здесь происходит!?
Сколько игр начинается с попадания в незнакомое место или новый мир… Неужто теперь я оказался героем подобной истории? Но чужое тело… Быть не может! Это же бред! Чушь, безумие!
Голова разболелась с новой силой. Но не от попыток осознать происходящее, а словно нечто зашевелилось в мозгу, заметалось, пытаясь выбраться наружу. Больно, очень больно!
Сознание закружилось бурным водоворотом, глаза заволокла алая пелена. Я чувствовал необъяснимое: в голове словно поднялась буря, каждый нерв вопил от боли, каждый капилляр натужно пульсировал, грозя вот-вот лопнуть. Казалось, что я мог почувствовать даже мысли! Каждая клеточка мозга наполнилась страданием, боль была невыносима. Лопнуть и сдохнуть!
Но вдруг все резко закончилось, будто тумблером щелкнули. Раз – и боли больше нет. Облегчение. Покой.
А затем на меня безудержным водопадом обрушились видения. Нет, не видения. Воспоминания! Я впитывал все, что пережило это тело. Оно, похоже, обладало собственной памятью, своей историей, которую мне предстояло понять и принять. Проблема в том, что эта память – словно незнакомый язык. Я уже сталкивался с подобным в работе – на переговорах с иностранными партнёрами, когда нас разделяет не просто языковой барьер, а целая пропасть культурных различий. Но тогда всё решалось терпеливой работой: выстроить коммуникацию, постепенно погрузиться в контекст, найти точки соприкосновения.
Здесь получилось похоже. Лежа в неудобной позе и не в силах пока управлять телом, я осторожно начал совмещать чужую память с моей, интегрировать её, как я вводил бы чужую культуру в рабочий процесс. Погружаясь в нее все глубже, я начал улавливать отрывки мыслей, воспоминаний, ощущений – как будто постепенно изучал новый язык, сначала понимая лишь отдельные слова, а потом уже целые фразы.
Я терпеливо строил мысленные мосты между собой и ними – и вот настал момент, когда они устремились в моё сознание, и в нем словно бы начала складываться мозаика из кусочков разной формы. Момент за моментом, образы начали становиться яснее.
Мелькают в чужой памяти бедные старинные дома. Жаркое южное солнце. Высокие люди, их приказы, ласки и подзатыльники – я в теле ребенка. Скалы и море. Корсика, пришло название. Загорелые южные лица. Одежды из прошлого. Этому ребенку десять лет. И вот все стало на свои места – и пришло имя. Мое новое имя. Наполеоне…
Десятилетний мальчик звался Наполеон Бонапарт. Будущий французский император.
А мальчик рядом со мной? Чужая память подсказывает… рядом со мной Жозеф, старший брат. Мы на первом этаже проклятого и заброшенного дома, куда забрались, чтобы доказать нашу крутость.
И тут я испытал новое чувство: едва во мне улеглись чужие воспоминания – тело налилось жизнью. Буквально, точно я был сосудом, который неспешно наполняли кристально чистой водой. Живой водой, как в сказках. Ласковое тепло нежной волной пробежалось от пят до самых кончиков волос на голове, и я почувствовал себя хозяином этого тела. Как будто мне вручили ключи от новой квартиры или доверили штурвал самолета. Теперь я главный, и я всем распоряжаюсь!