Он махнул рукой, обвел взглядом комнату. Здесь все было, как и до армии. На серванте кубки и грамоты за соревнования, в углу на крюке груша, под ней гантели. В другом углу стол и компьютер, рядом диван.

– На маму напали, – сказал Толик. – Утром.

Генка помолчал, почесал нос.

– У тебя оружие есть?

– Какое? – не понял Толик.

– Гаубица, блин! Ружье есть?

– Нет. Я не оформлял.

– Вот именно. Плохо. Так хоть дом бы защитил.

– Думаешь надо? Я могу…

– Уже нет. Здесь ты ничего не купишь. Разрешители[7] не подпишут заявление.

– Почему?

Генка вздохнул, с жалостью посмотрел на Толика.

– Ты наивный, как чукотский сапог. Толик, проснись! Ты под следствием. Пока оно идет, ты даже думать обо всем забудь. Да и потом не факт, что позволят. В городе вся верхушка и барыги друг друга знают. Один шепнет, второй кивнет и все.

Слова Генки перекликались со словами матери и Толик промолчал. Он вдруг понял, что последний год после армии жил в каком-то полусне. Работа, тренировки, Ольга, посиделки с приятелями. Свой мирок, за который он не хотел выходить.

А теперь оказалось, что мирка и нет. Подруга предала, власть готова сожрать, богатые подонки застрелить. И никто не поможет, не заступится.

Он и впрямь после армии захотел покоя и убедил себя, что все идет неплохо и жить можно. И, правда, наивный дурак!

– Ладно. Не страдай, – хлопнул по его плечу Генка. – Прорвемся. Только мать с работы встречай. И сам смотри по сторонам. Носи с собой отвертку или шило. Не забыл, как пользоваться?

Толик кивнул.

– Если эти пеньки предложат мировую и заплатят – соглашайся.

– Зачем?

– Потому что законным образом ты их не победишь. Останешься ни с чем. А так хоть компенсация за ранение. Понял?

В понедельник утром Толику объявили об увольнении. Начальник, пряча глаза, предложил написать заявление, потом отсчитал деньги.

– Держи. Это за последний месяц, премия и компенсация за быстрое увольнение. Извини.

Винить начальника было не в чем, Толик пожал ему руку и вышел за ворота. Предсказания адвоката и Генки сбывались с пугающей скоростью.

Вечером мать сообщила, что ее переводят из цеха, где она работала оператором, в простые рабочие. Вместо двадцати тысяч будет получать четырнадцать.

Родители мажоров мстили подло, но успешно. Наученный горьким опытом, Толик не стал качать права, не побежал в суд, и даже не выругался. Его грубо втолкнули в реальность, от которой он целый год успешно прятался.

В сети Толик списался с приятелями по секции, упомянул о своем несчастье. Ему тут же накидали ссылок на подобные случаи в городе и по стране. Толик опешил. Он и не знал, что подобное пережили тысячи человек. В ответ написал, что с этим надо как-то бороться, пока и вправду в рабов не превратили. Приятели позубоскалили и сменили тему.

Через день он встретил в магазине одноклубника по секции бокса. Тот приветливо кивнул и спросил:

– Ну что, пыл праведного гнева не угас?

– Это ты к чему?

– Да так. Зайдем в бар, напьемся апельсиновым соком.

Толик пожал плечами.

– Ну пошли.

В баре приятель уединился с какой-то подружкой, а к Толику подсел молодой мужчина и сходу сказал:

– Ты Толик? Здорово. Я Макс. Есть тема, пообщаемся на улице.

На провокатора он не очень походил и Толик после недолгого колебания вышел вслед за ним на улицу.

– Работу ты потерял, – начал Макс. – С законом и дельцами проблемы. Это плохо.

– А ты кто?

– Тот, кто может предложить тебе дело. Интересное. И шанс.

– Какой?

– Перестать быть биомассой. Опять почувствовать себя человеком. Хотя бы как в армии. Ты же в разведке служил?

– Да, разведрота, – растерялся Толик.