С этими словами она деловито полезла в сумку.

– Ин, а где еда? А чай? Я ж с утра заварила! Где мой крем?

Приземлённые вопросы привели в чувство. И пусть произошедшее всё равно не отпускало, бытовые вопросы не дали впасть в прострацию. По части сборов Машка вечно была первой… с конца. Поэтому сумки, куда бы мы вместе ни отправлялись, всегда собирала я.

Сунув подруге бутерброд с сыром, я присела рядом. Машка выглядела совершенно счастливой. Настолько, что впору даже приревновать. Однако мне сейчас было не до этого. Поэтому, покосившись на подругу, я осторожно поинтересовалась:

– Слушай, ты пока плескалась, ничего подозрительного не заметила?

Машка оторвалась от бутерброда и с удивлением посмотрела на меня своими огромными карими глазами:

– В смысле?

М-да, какой-то неудачный вопрос. И, судя по взгляду подруги, не особо-то умный.

– Тут же почти никого нет, – она откусила от бутерброда. – Тихо, мирно. Никто никого не трогает. Инка, ты чего?

– Мужчину не заметила? Брюнета в белой рубашке и черных штанах?

Маша ещё раз озадачено глянула на меня и покачала головой. Потом изъяла из сумки мокрые салфетки и принялась сосредоточенно вытирать руки.

– Мужчин не видела, – уверенно заявила она.

Сказанное никак не успокоило. Ну не могло же мне привидеться!

Машка тем временем заподозрила неладное и внимательно посмотрела на меня:

– А к чему вопросы-то?

– Да так… – растерянно проговорила я, глядя на собственные ноги, пока ещё белые, совсем не имеющие того золотистого загара, которым так любят хвастаться отдыхающие на морях.

– Колись, – сурово потребовала Маша. – Знаю я твой вкус, ты ещё скажи, что он был голубоглазым! И с голосом, низким и бархатистым.

Был. Конечно, был. Правда, в тот момент я как-то об этом не думала. Однако молчать всё равно не собиралась и честно рассказала о произошедшем.

Машка крайне озадачилась. Но тут же призналась, что на берег особо не смотрела, увлечённая созерцанием гор и нырянием в прозрачную солёную воду.

Через пару часов мы накупались настолько, что можно было брать пиво и смело закусывать, слизывая соль с кожи. Ну, или занюхивать. Машель рвалась ещё и ещё, но удалось повлиять и донести, что если в первый день она переплещет всё море, то нас просто выставят.

Ну и перекупаться сейчас – банально схватить температуру или ещё какой-то малоприятный бонус. И гарантировано весь отпуск проваляться в постели. Но зато созерцая прекрасный вид из окна.

Маша это прекрасно понимала, поэтому молча свернула подстилку. Проворчала, что я слишком правильная и занудная, и поплелась следом.

За что я люблю курортные маленькие городки, так это за то, что здесь не смотрят, как ты одет. Никого не испугает обгоревший нос, соломенная шляпа и очки в половину лица. Можешь спокойно держать огромную пляжную сумку, из которой будут выглядывать продукты и разноцветные сувениры.

Здесь обычно царит атмосфера бесшабашной радости и затаённого веселья. Затаённого, потому что люди копили деньги весь год, и вот – приехали! Вообще, если человек намерен тратить деньги, то попробуйте его остановить. Тут не поможет упоминание ни о холодной зиме, ни о невыплаченной ипотеке, ни… В общем, перечислять можно долго. Но зачем?

От гурзуфской набережной до нашей квартиры тянулся достаточно крутой подъём, вымощенный брусчаткой. Разноцветье приехавших отдохнуть туристов живой змеей двигалось по весьма узкому подъёму.

– В прошлом году тут так не было, – заметила Машка.

– В прошлом году мы тут были проездом и в дождь, – ответила я, сделав вид, что не замечаю, как симпатичный татарин смотрит на меня с неоднозначным интересом.