Наконец, мне удалось вытащить на улицу свой груз. Я подтащил спинку к кучке с «нужным» мусором и бросил рядом, чтобы ненароком не разбить тарелки. Вот, будет мне кроватью.

Услышав за спиной шорох, я повернулся. В нескольких шагах от меня стояла моя прошлая знакомая. Рядом с ней я увидел маленького мальчугана, лет, наверное, двух с половиной, он цеплялся перепачканными руками девочке за подол.

– Что ты делаешь? – холодно спросила девочка.

– Хочу навести порядок.

– Это бесполезно. К тому же, ты испортил полянку, другим это не понравится.

– А есть и другие? – с надеждой спросил я, садясь на спинку дивана. Быть может, с ними мне удастся найти общий язык…

Но моя собеседница, занятая исключительно рассматриванием двух гор мусора, проигнорировала мой вопрос.

– Ты испортил полянку, – повторила она, наконец.

– Эта развалюха портит поляну куда больше, – буркнул я, кивая в сторону дома. Кажется, ответов ждать не имеет смысла.

– Эта развалюха – мой дом, – резко сказала девочка. – И эта полянка – мой дом. А ты их портишь. Убирайся.

– Нет, – жестко ответил я.

– Как хочешь. Тебя прогонят другие. – Девочка повернулась ко мне спиной и дёрнула за рубашку малыша, который увлечённо сосал большой палец. – Уходим.

Но мальчишка не послушался. Он вынул изо рта чёрный от грязи палец и шагнул ко мне:

– Привет.

– Не подходи к нему, он сумасшедший, – резко произнесла девочка и снова дёрнула малыша за рубаху.

– А я-то думал, он хороший, – разочарованно протянул мальчуган и двинулся за сестрой.

– Я хороший! – поспешно сказал я им в спину.

Девочка остановилась и, повернувшись ко мне, заговорила:

– Этот дом – развалюха, его бесполезно чинить. Те, что были до нас, разрушили наш мир, и только нам восстанавливать его, но это бесполезный труд – слишком велики разрушения. Ты затыкаешь дыры в дне лодки и вычерпываешь из неё воду, но лодка даже не разваливается – она уже на дне самой глубокой океанской впадины.

Мы – лишь маленькие дети, населяющие большую помойку. У нас нет ни знаний, ни сил, чтобы эта помойка превратилась в цветущий сад. У тебя тоже. Но мы и не пытаемся сделать что-то, просто готовимся дожить в этой развалюхе свой век, пока она окончательно не разрушилась. А ты – пытаешься, рискуя обрушить её потолок на наши головы раньше времени. Значит, ты сумасшедший. А сумасшедшие – плохие, с ними играть нельзя, иначе тоже можно стать сумасшедшим. – Она наклонилась к мальчику. – Слышишь, братик? Ты понял, кто он?

– Он сумасшедший.

– Вот и молодец. Пошли.

Девочка отвернулась и, дёрнув мальчишку за рубашку, зашагала к саду. Мальчик один раз обернулся, но в его глазах теперь читался лишь испуг.

– Я не сумасшедший, – горько произнёс я. Слёзы душили меня, подступая комком к горлу. – Поиграйте со мной!

Но меня уже никто не слышал.

Я проснулся от яростно орущей сигнализации. Пару секунд раздумывал, что бы это могло значить, но, спросонья ничего не придумав, сел и принялся торопливо натягивать штаны. Если орёт сигналка, одевайся и готовься к худшему – это был первый мой урок после восхождения на борт. И тут же в дверь склада кто-то яростно забарабанил. Окончательно проснувшись, я спрыгнул с гамака и бросился к двери.

– Не заперто! – глуповато крикнул я, подтягивая штаны.

Вообще, кому в голову придёт мысль снабжать дверь склада крючком или шпингалетом? Штык вряд ли захочет уединиться, закрывшись изнутри.

Я зевнул, потирая глаза. Нет, кажется, ещё не проснулся…

Несмотря на мой крик, в дверь продолжали стучать.

– Бегу! – раздражённо рявкнул я, подбирая с пола рубаху. Но в ответ раздался только удаляющийся топот. – Да что за… на хрен… – пробормотал я, моргая слипающимися глазами. Сигнализация всё ещё орала. Кажется, это в первый раз…