Спустя два года мамы не стало. Ее болезнь была скоротечной и, по словам лекарей, неизлечимой. Они как могли пытались облегчить ее страдания, но мама быстро угасала. Мы с отцом проводила с ней все дни, иногда и ночи, заменяя сиделок. Керра заходила лишь на время, оправдываясь тем, ей слишком тяжело наблюдать за ее мучениями.

Через два дня после своего шестнадцатилетия я дремала на кушетке в маминой спальне. Отец ушел к себе, мама тоже дремала, но вдруг проснулась и позвала меня.

- Эйли, девочка, нам надо попрощаться, - сказала она тихо, сжимая мою руку.

- Мама, нет! – я вскочила. – Подожди, я позову лекаря и отца.

- Не торопись, сейчас позовешь. Сначала послушай. Сними с меня медальон. Пока я еще жива. Надень и не снимай.

Я расстегнула цепочку ее резного медальона в виде сердца, сняла, надела себе на шею.

- Послушай, - она дышала тяжело, на лбу выступили крупные капли пота. – Он достался мне от твоей бабушки, а той – от ее матери. В нем частица древней магии. Она не заставит других любить тебя, но зато ты сама будешь любить так сильно, что эта любовь сама по себе будет счастьем. Поцелуй меня, Эйли. А теперь позови отца и Керру.

Они прощались, Керра рыдала, лекарь окуривал маму дымом, облегчающим боль. Я стояла поодаль и смотрела на нее, чтобы навсегда запомнить каждую черту ее лица.

К утру все было кончено. Отец сидел рядом с кроватью, прижав к щеке мамину ладонь, и не скрывал слез. Керра продолжала рыдать, и мне захотелось отвесить ей оплеуху, чтобы замолчала. Уж слишком наигранно это выглядело.

Следующие три дня, до самых похорон, мы трое должны были провести в часовне рядом с гробом, принимая соболезнования. Приезжали соседи, люди из окрестных деревень и даже из города, шли вереницей, говорили, какой замечательной была наша мама, и скоро я перестала что-либо воспринимать, словно погрузилась в ледяное оцепенение.

На третий день, после похорон и поминального обеда, когда все начали разъезжаться по домам, Керра посмотрела на меня со злым прищуром.

- Почему на тебе мамин медальон? – ее голос напоминал теперь не бархат, а грубое полотно из крапивного волокна.

- Она отдала его мне, - я сжала сердце в ладони, как будто Керра могла сорвать медальон с моей шеи.

- Все фамильные драгоценности должны стать моими.

- Это не фамильная драгоценность. Мама получила его от своей матери и могла распоряжаться им как хотела.

- Но почему тебе? - ее глаза превратились в две узкие щелки.

- Может, потому, что я была рядом с ней, а для тебя это оказалось слишком тяжело?

Побагровев от злости, Керра схватила меня за прядь волос, но заметила, что на нее смотрит Андрис, отпустила и отошла к нему.

2. Глава 2

Мама сказала, что с медальоном моя любовь – пусть даже без взаимности и надежды – станет счастьем сама по себе. Но этого не случилось. Нет, я любила Андриса еще сильнее, чем прежде, но ничего, кроме боли и тоски, мне это не принесло. И все же я носила на груди золотое сердечко – в память о маме.

Отец после ее смерти никак не мог прийти в себя. Ему не было еще и сорока, но он выглядел стариком. За эти два года я ни разу не видела улыбки на его лице. Он полностью ушел в себя, почти не разговаривал, потерял интерес к делам имения, которые полностью легли на управляющего Гарта и Керру. Иногда у него не было сил даже встать с постели. Лекарь всерьез беспокоился, что вскоре он уйдет вслед за любимой женой.

Когда весть об этом разлетелась по округе, Керру начали одолевать женихи. Ей уже исполнилось восемнадцать, и она вошла в разрешенный брачный возраст. К ее красоте прилагались замок и земли. Носты входили в число самых богатых семейств королевства, испокон веков занимая высокие должности при дворе. Наш отец был первым, кто покинул службу и удалился в свой замок.