Бахрамов снова притягивает меня к себе, долго ласкает губами мое лицо.
Мучительно длинные, медленные поцелуи, пока не заканчивается дыхание, а губы не начинает саднить. Теряюсь, тону, пропадаю в омуте его ласк.
Затем долго играет с сосками, посасывая, перекатывая между пальцами, стискивая груди, которые прячутся полностью в крупных смуглых ладонях, кусаю снова губы, до крови, глуша вскрики, едва сдерживаясь чтобы не заорать в голос. Мешают лишь жалкие остатки гордости.
Время словно останавливается.
Наконец, Бахрамов отстраняется, на его лице вижу гримасу боли.
- Встань детка. Меня убивает то что ты до сих пор в джинсах. Сними их. Я не могу больше ждать.
Отрицательно мотаю головой и спрыгиваю с его колен, не особенно ловко, едва не упав. Тапочки, которые выдал мне Давид, когда мы вошли в дом, потерялись. Оказываюсь босиком, в одних джинсах. Пячусь к двери, готовая даже в таком виде бежать куда глаза глядят, только бы добраться до парадного выхода…
Но Давид оказывается проворнее. Хватает меня за руку, через секунду взмываю в воздух. Держа меня в объятиях, Бахрамов выходит в коридор.
- Отпусти меня!
- Глупые слова. Бежать раньше надо было, малыш, - несмотря на ласковое прозвище в голосе звучит металл.
Меня передергивает от страха. Почему он так подавляет меня?
- Я голодный, детка. После семи лет тюрьмы… очень голодный. Тебе придется это выдержать.
Его слова пугают до чертиков и вместе с тем возбуждают. Его энергетика, горячая и необузданная, сводит с ума.
Понимаю, что не вырваться. Что остается? Сдаться на милость, расслабиться?
Да и смысл врать самой себе, ведь прикосновения и ласки Бахрамова доставляют мне ни с чем не сравнимое удовольствие, тело выкручивает от желания сдаться, умолять чтобы его руки, губы, ласкали бесконечно, медленно, оставляя после себя сладостное ощущение неги и жара.
Я вдруг чувствую себя такой податливой и слабой...
Вот только упрямая гордость твердит, что нужно сопротивляться, кричать, звать на помощь, угрожать, пусть даже это бесполезно.
Сердце стучит бешено, готовое вот-вот выскочить из груди. Сознание плывет, не в силах выдержать такой накал противоречивых эмоций...
Мои глаза зажмурены, поэтому не знаю, куда Давид несет меня. Наверное туда, где есть кровать… вздрагиваю от этого предположения. Распахиваю глаза и понимаю, что не ошиблась.
Спальня. Нежилая, холодная, в строгих черно-белых тонах, гостевая комната.
То же самое что и гостиница. От этой мысли передергивает.
Давид довольно грубо опускает меня на постель.
И тут же, схватив за лодыжки, стягивает с меня джинсы, выворачивая при этом наизнанку, не заботясь об аккуратности, отшвыривает в сторону.
- Мне бы хотелось от тебя ответной услуги, Эрика, - усмехается жестко. – Но вижу, что ты не в том настроении. Что ж, готов на этот раз поработать твоей горничной.
- Ты понимаешь, что это насилие? – произношу охрипшим голосом.
- Ага, вот только твое тело с этим не согласно, девочка.
Я не сдамся, не сдамся, не позволю похоти взять верх… Я всегда мечтала о настоящей любви, чтобы все было романтично, красиво…
Это точно не тот случай. Чувствую себя так, словно попалась под руку и меня отымели просто потому что лень было искать кого-то еще…
Мне этого не вынести, я же потом себя поедом сожру…
- Отпусти меня немедленно, слышишь? – шиплю как можно яростнее.
- Я только рад твоим коготкам, дикарка, - посмеиваясь, Давид начинает расстегивать рубашку, и я замираю, разглядывая его грудь. От левого соска до самого живота – кривой шрам, пугающий своими очертаниями. С другого боку еще один, но чуть поменьше.