Когда ты вошла, стало нечем дышать.

И каждая тень сомненьем полна.

Я не знаю, кем ты считаешь себя,

Но пока не закончится ночь,

Я хочу заняться с тобой кое-чем плохим.

Именно о плохом он тогда подумал. И это было ужасно, потому что она была женщиной отца. Тогда было ужасно. Но все еще ужаснее сейчас.

Сейчас Вадим, закрывая глаза, снова видел ее в том сливовом платье, оттенявшем  гладкую молочную кожу. На правой руке выше локтя темнела бархатная родинка, пальцы так и тянулись коснуться...

- Господин! – голос разорвал нить.

Все снова обрушилось на него кошмарной реальностью, в которой он должен вытаскивать ее мертвое тело из ямы. Вадим сделал над собой усилие и вышел из машины.

Несколько шагов до могилы. Потом они вместе втащили сверток на осыпавшийся песком край. Он невольно подумал – маленькая, какая же она маленькая...

- Вот, господин, - пробубнил Селим и стал разворачивать армейское одеяло.

И тут Вадим чуть не сошел с ума.

- Почему она голая?! Ее насиловали?!! Отвечай!

Селим обмер, потому что пистолет снова ткнулся в его физиономию.

- Не-е-еее... нет! Нет! Господин, нет! Ничего не было!

Но Вадим уже не слышал, он смотрел на женщину, сползая на колени. Потянул одеяло, бормоча что-то нечленораздельное, повел пальцами по руке, туда, где должна быть родинка. Почему-то там, где он помнил, ее не было.

Мыслительный аппарат работал отдельно от эмоций, мыслительный аппарат знал, что надо найти браслет. Развернул дальше, стал осматривать, не обращая внимания на то, что труп уже начал пахнуть. Кое-что казалось странным. Женщина зрительно была меньше ростом, чем он помнил. И у нее волосы намного длиннее...

Браслета не было!

И тут он понял невероятное. Это была другая женщина. Другая. Не Мирослава. Похожая, но другая. Потому маяк и работал!

Но где браслет?!

И где Мирослава?!!!

До того Селим был уверен, что это худший момент в его жизни?

Худший момент начался с того мгновения, как русский понял, что с женщиной что-то не так, и взялся за него по-настоящему.

***

Человек странно устроен, а уж до чего противоречиво и странно звучат его тайные молитвы, просто удивительно, как они могут быть услышаны. И все же чудеса случаются. Сейчас, вытрясая из Селима душу, Вадим как безумный твердил про себя только одно:

- Господи! Пусть это окажется правдой!

Пусть араб говорил невероятные, бредовые вещи. Пусть! Это означало, что шанс есть, и он намеревался им воспользоваться. Но прежде все надо обставить по уму, хватит, один раз прокололся, больше ошибок не будет.

***

Под утро королеве снился сон, такой необычный. После кошмаров, преследовавших ее всю ночь, после тех мучительных попыток подсознания прояснить мутную мешанину памяти, вдруг это. Ей приснилась кошка.

Она видела себя в той самой постели, как наяву.

Неожиданно на постель вспрыгнула пушистая дымчатая кошка, потопталась на одеяле и устроилась у нее под боком. Кошка бурчала, от нее исходило такое уютное тепло, что королева согрелась этим ощущением дома и безопасности. Так, будто она не одна теперь.

Сон принес покой и почему-то надежду.

Пробуждение не стерло это чувство, будто она обрела неожиданного друга. Но, разумеется, никакой кошки в покоях не было. Уже давно проснувшаяся к тому времени Одри, на вопрос нет тут в замке дымчатой кошки, уж слишком реалистичным был сон, нахмурилась и ответила, что кошки, подходящей под описание, в замке нет.

О мучивших ее кошмарах королева упоминать не стала, к чему нагружать другого человека своими проблемами. Одри и без того носилась с ней как с ребенком. Принимать ее чистосердечную заботу и внимание было как-то по-человечески неудобно. По ситуации понятно, что ей нечем отплатить взамен. Кроме разве что дружбы. Но много ли стоит дружба королевы без роду и племени, которую содержат под стражей?