Мне нравится это платье. Очень. Предвкушаю, как смогу надеть его, и заглядываю в коробку, чтобы достать черные туфли-лодочки на средней высоты каблуке.
На дне коробки есть еще и конверт, и я открываю его в последнюю очередь.
Тот же почерк, те же пара строк…
«Встретимся в 13:00 в саду. Буду с нетерпением ждать. Р».
Все утро я в предвкушении.
Не потому что я так жажду встречи с Ричардом (если честно, после ночного сна, меня эта перспектива все больше пугает), а потому что мне ужасно хочется выйти из комнаты. Оказаться на воздухе после нескольких дней взаперти – что может быть лучше?
Я принимаю ванну с пеной, долго привожу себя в порядок, бреюсь и мою волосы. После чего стою перед зеркалом и рассматриваю свое лицо.
Айрис не зря просила меня смыть косметику.
Это правда – мои ресницы и губы действительно слишком яркие. Помню, как получала за это в школе. Учителя постоянно вызывали маму или отца, угрожая отчислить меня, если я не перестану краситься на уроки.
И тогда родители объясняли, что я не могу перестать, потому что краски на мне совершенно нет. Только та, что дала мне природа.
Вспоминая об этом, в очередной раз задаюсь мыслью, как так вышло, что отец решил меня продать? В какой момент он понял, что это нужно сделать? В какую минуту жизни он решил, что деньги для него важнее дочери?
Трясу головой, чтобы избавиться от этих дурацких мыслей.
Роюсь в ящичках в ванной и нахожу фен.
Чтобы высушить волосы, мне нужно не менее получаса. Я никогда их не укладываю, потому что они завиваются сами по себе, но сейчас мне удается придать им небрежный, но очень милый вид, и я радуюсь тому, что у меня получилось.
Понимаю, что какого-то черта нервничаю, как перед свиданием.
Это странно.
Ричард может быть кем угодно, но только не кандидатом в мои ухажеры. Как и Джек. Это же бред, зачем им я, если они – оборотни? По логике, им нужны волчицы, а не простые девчонки из деревни.
Пока думаю обо всем этим, надеваю платье и туфли. Становлюсь перед зеркалом и охаю от увиденного.
С одной стороны, я узнаю себя сразу – те же медные волосы, те же яркие ресницы, губы, глаза. Но, с другой стороны, в этом платье, туфлях, с укладкой и предвкушающим блеском в глазах я чувствую себя какой-то особенной.
Я никогда так раньше не одевалась.
И никогда так себя не ощущала.
В 12:50 раздается стук в дверь.
Для меня это ново, ведь прежде ко мне входили без стука, а, уходя – запирали меня снаружи. Сейчас в дверь стучат, и я неуверенно дергаю ручку.
Открыто.
Распахиваю дверь пошире и вижу перед собой Марию.
Не знаю почему, но я так рада ее видеть, что широко улыбаюсь и с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься ей на шею. С ней все в порядке! Я не подвергла ее опасности, это просто прекрасно.
Вижу, как подрагивает уголок ее губ – она хочет улыбнуться мне тоже, но не решается сделать это в коридоре.
– Хозяин приказал сопроводить вас в сад, – говорит она, опустив взгляд. – Следуйте за мной.
Я киваю, и мы спускаемся по лестнице вниз.
В первый день, когда меня только привезли в дом, я не успела рассмотреть его изнутри как следует – была слишком занята переживаниями о том, что меня раздели и ощупали чужие руки.
Сейчас же я чувствую себя, как в музее. Картины, цветы, высокие окна во всю стену, заливающие светом коридоры и фойе.
Мы идем быстро, но я все равно успеваю оглядеться и понять, в насколько же роскошное место я попала.
Какими бы ни были Джек и Ричард, одного у них не отнять – это чувство вкуса.
Это не старомодные тяжелые шторы и люстры, а элегантное, дорогое, очень фактурное оформление, какого я не видела никогда. Я понимаю, что это всего лишь коридоры и лестничные пролеты, что там, в наглухо закрытых комнатах все может быть еще прекраснее. Но что там? Там, за дверьми?