– Зачем же вас с друзьями понесло в такой-то мороз в лес? – не выдержал тут Ропотов и вмешался в разговор.

Парень, ему было лет восемнадцать, обернулся, оценивающе оглядел Ропотова с головы до ног и, в свою очередь, спросил того:

– А Вам чего до этого, Вы что, из полиции?

– Нет. Не из полиции. Интересно просто стало, не придумал ли ты это всё? – с ухмылкой произнёс Ропотов.

– Ну да, придумал! Что мне, больше делать, что ли, нечего? – возмутился парень. – У моего друга девушка там учится, на инязе, в Ростокино. Ходили с ним вместе её встречать. Заодно погуляли там… Чуть не нагуляли приключений на свою жопу, – здесь они оба: и парень, и девушка взорвались дружным смехом. Ропотову же явно было не до смеха.

Оплатив продукты на кассе, Алексей вышел из магазина и направился в сторону дома. Огляделся на всякий случай по сторонам, нет ли какой опасности. Тревожные мысли не покидали его всю дорогу.

«Вот тебе и ещё одно подтверждение слов, что произносил тот человек без маски из Интернета, – думал он, – понятно тогда, почему расстреляли «жигули» кавказца, есть у военных повод, значит, боятся всего вокруг».

«Как же холодно на улице!» – подумал Ропотов, поднимая свободной рукой воротник куртки, и тут же ускорил шаг.

Неожиданно для себя он услышал какой-то шум и увидел оживление впереди на пути. Это были крики нескольких взрослых мужчин и одного явно подростка. Ропотов сбавил скорость. Приглядевшись, он увидел, как ему навстречу трое полицейских тащат молодого мальчишку, без шапки и с оголённым животом, а тот упирается и что-то им дерзко высказывает, срываясь на крик. Четвертый полицейский, очевидно офицер, шёл впереди этой группы, держа в руке лёгкий на вид рюкзак, видимо, этого самого задержанного парня. Из полуоткрытого рюкзака раздавалось побрякивание пустых металлических банок. Поравнявшись с остановившемся в недоумении Ропотовым, он, нисколько не обращая на того внимания, развернулся и, остановившись, громко сказал парню:

– Сейчас ты нам быстро расскажешь, кто тебя надоумил на стенах писать гадость, и кто твои дружки.

Парень, который тоже остановился, вернее, остановились те трое, что его тащили, в ответ заголосил:

– Я ничего не знаю и ничего вам не скажу.

По лицу его текли слёзы, под носом была размазана кровь, а уголок рта, тоже в крови, медленно синел и опухал, видимо, после полученной зуботычины. Обе ладони парня, особенно правая, были выпачканы чёрной краской.

– Скажешь, скажешь, как миленький. Не такие говорили, – явно раздраженный и весь мокрый, сначала от преследования, а потом от возни с задержанным, сказал офицер. – Чуть руку о тебя не сломал, гадёныш.

С этими словами офицер стал внимательно разглядывать свой кулак, поворачивая его в разные стороны.

– А Вы что уставились? – вдруг обратился он к Ропотову.

– Я? Ничего, – произнес опешивший Ропотов, – а что он сделал, этот парень? – показал Алексей головой и взглядом на задержанного.

– Что-что сделал? – тут офицер посмотрел снова на свой кулак, зубы его при этом заскрежетали. – Портил общественное имущество, сопротивлялся при задержании, вот что. Проходите, давайте… Или, может, у Вас есть, что сказать по этому случаю? – посмотрел, судя по его погонам, старший лейтенант на Алексея, прищурясь.

– Да, нет, собственно, нечего сказать, – Ропотов перевёл взгляд от глаз лейтенанта себе под ноги и потихоньку начал движение, куда и шёл.

– Это не я! Отпустите! – закричал истошно парень.

– Веди его! – приказал подчинённым старший лейтенант.

Группа полицейских и парень продолжили путь к подъехавшей и остановившейся неподалёку полицейской машине. При виде машины парень стал ещё больше упираться и пытаться вырвать руки из цепких объятий стражей порядка. К месту шума стал стекаться народ. Люди, не понимая, что случилось, и откуда крики, выясняли друг у друга, что там, кто этот парень и что он натворил.