В современном языкознании укоренена идея о том, что единый язык может быть восстановлен. Однако даже если допустить такую возможность, то возникает вопрос: может ли такой воскрешенный код стать приемлемым для эпохи глобализации? Опыты внедрения искусственного или естественного языков, как правило, были обречены на неудачу. К тому же вполне очевидно, что восстановленный в своих правах протоязык будет весьма далек от современных реалий. Разностороннее содержание информационной эпохи не получит в нем надлежащего отражения. Следовательно, есть все основания оставить эту тему специалистам-лингвистам, а для поисков глобалистской модели коммуникации обратиться к другим источникам.

Язык символов

Судя по всему, для этой цели годится язык символов. В.Гумбольдт писал: «Языки – это иероглифы, в которые человек заключает мир и свое воображение; при том, что мир и воображение, постоянно создающие картину за картиной по законам подобия, остаются в целом неизменными, языки сами собой развиваются, усложняются, расширяются. Через разнообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаем в нем…»^>18. По мнению немецкого философа, изучение языков мира – это также всемирная история мыслей и чувств человечества.

Интернет несет сегодня особый аспект мультимедийности и интерактивности. Однако поиск универсального языка глобалистики наталкивается на имеющиеся в мире виды письма. Человечество имеет иероглифы, линейное арабское письмо, латиницу и кириллицу. И тут выясняется, что Азии гораздо легче проникнуть в Европу, чем Европе в Азию. «В этом смысле в коммуникации простых европейцев, арабов и китайцев много неудобств, особенно у европейцев. Им непривычна графика алфавитов восточных стран. А это лишает желания искать точки соприкосновения, поскольку визуально европеец попадает в тревожащую его непривычную среду»^>19.

Не погружается ли человечество в ситуацию «управляемого хаоса»? «Футуристические кибервойны, безлюдные технологии вместо фордовского конвейере в одном историческом времени уживаются с варваризацией и мракобесием на задворках “цивилизованного мира”. В мечетях лондонского Ист-Сайда публичные проповеди против неверных и набор волонтеров “джихада” в Сирии. “Мятеж-войны” и снос светских режимов на всем арабском Востоке разжигают и финансируют транснациональные компании и аравийские шейхи»^>20.

Природа современных конфликтов между странами, войн или мятежей в «горячих точках» (Ближний Восток Афганистан, Южно-Корейское море) действительно сегодня иная, чем в минувшем столетии. При таком агрессивном языковом разнотравье нетрудно увидеть тягу к символическому шифру. Это особенно заметно в политической практике. Разумеется, политики всегда опирались на язык иносказания и шифров. Государственные гербы, державные жезлы всегда воспринимались не просто как предмет особой власти, но и как ее символическое выражение. «В наши дни пространство политизации расширяет свои пределы Значительного размаха достигают информационные войны. Это не может не отразиться на политическом языке. Он ищет новые средства общения с массами. А современная коммуникация вообще немыслима без символа»^>21.

И снова в этом контексте возникает неожиданный геополитический аспект. Интернет с его неизбывной тягой к «картинке» проявляет огромный интерес к иероглифике. Это связано также с возрастающей ролью Китая в международной жизни. «Китайская книга книг “Канон перемен” – предшественница двоичного кода всех компьютерных программ, а иероглифика – претендент на роль языка международного общения в Интернете. Сегодня картинки побеждают слова. Мы живем в визуальном мире, и древняя культура иероглифических изображений обретает в нем вторую молодость. Поэтому синология становится универсальной наукой о прошлом и будущем человечества, о диалоге цивилизаций и судьбе России»