Если Каручаева расстреляли из-за бабы, это будет тотальный пздц. Генерал даже слушать меня не станет. Придумают, конечно, красивую историю, но моим ребятам это не поможет. Всех собак на нас спустят.

Как я и предполагал, меня уже искали. Приставленный ко мне охранник подозрительно разглядывает меня в темноте. Смотри, смотри.

— Кто стрелял? — обращаюсь к нему. Не отвечает. Этого и не требуется. Юрку тащат во двор. Быстро прохожусь по нему взглядом, не выказывая заинтересованности. Их носа течет кровь. Скорее всего, приложили прикладом. Значит, стреляли в воздух или дали очередью по земле.

Связывают руки сзади. Плохой знак. Собираются казнить…

Догеройствовался! Где не надо, тебя по подвиги потянуло!

Шахидов собрался полный двор. Пришли посмотреть на представление. В толпе нахожу шахидку, которую мы с этим дураком только что спасли. Несмотря на дополнительное освещение, света недостаточно, чтобы разглядеть ее лицо, но у меня есть четкое ощущение, что она волнуется и боится за Каручаева. Если поднять никаб и взглянуть в лицо, оно будет белее мела.

Чудные дела твои, Господи!

Чувство жалости к влюбленной дурехе тут же отметаю. Это жизнь. Она не всегда бывает сладкой и красивой. Кто-то греет стопы в теплом песке, а кто-то глотает пыль и кровь. Не в того ты влюбилась, девочка! Не быть вам вместе, даже если удастся вытащить этого урода из плена.

— Русский? — подхожу к часовым, которые, пиная Каручаева, ставят его на колени и заставляют склонить голову.

— Да, — зло покосившись на меня, отвечает один из них. Всем своим видом показывает, что лучше мне отойти.

— Тогда не стоит его расстреливать, — веду себя уверенно, даже дерзко. — На неофициальном уровне они производят обмен офицеров, — полнейший бред. Никто с террористами переговоров не ведет. — Узнайте сначала, Абу Вахиб действительно погиб со своими людьми или его можно обменять? — закидываю мысль им в голову. Больше я ничего сделать не могу. Отхожу назад. Складываю руки перед собой, лениво наблюдая за происходящим. По крайней мере, так кажется со стороны. На самом деле я напряжен, как сжатая до упора пружина. Сейчас на кону сразу несколько судеб. Как бы я ни относился к Каручаеву, а быть казненным и выброшенным за ворота, как собака, не пожелаю даже врагу.

Часовые передергивают автоматы, а я опускаю веки, чтобы этого не видеть…

7. Глава 6

Мирон

Одно дело – убивать врагов, совсем другое – когда на твоих глазах казнят своего. Каручаев вряд ли простит мне казнь сына. Отвлекаюсь мыслями на несколько секунд, происходящее в моем сознании идет фоном. Среди всех этих звуков выделяю один – тот, который может многое изменить. В данном случае – расстановку событий.

— Самолеты в небе! — громко выкрикиваю, привлекая к себе внимание. Повторяю фразу, когда наступает тишина, а звук двигателей самолетов становится отчетливее. Тем, кто не знал английский, уже успели перевести. Начинается паника. Самолеты на любой войне – грозное оружие, которое на врагов наводит ужас. Есть отчаянные смельчаки, которые бегут к пулеметам и хватаются за РПГ.

Быстро осмотревшись, подмечаю несколько моментов: Юрку шахиды передумали казнить еще до моего сигнала, ему успели разрезать веревку на руках, а его шахидка держала в руках автомат, и что-то мне подсказывает, что она собиралась его применить. Камикадзе хренова!

Хочется верить, что Каручаев понимал, что делает, отдавая приказ ВКС наносить удары по объекту. Никто не будет прятать пленных, спасать их жизни. А если за приказом о воздушной операции стоит кто-то другой?..