Воздавая хвалу демократии, Дьюи акцентирует не столько ее эффективность как системы политического управления обществом (хотя говорит, разумеется, и об этом), сколько ее социально-гуманистический потенциал. «При демократии в обществе постоянно растет число людей, готовых согласовывать свои действия с действиями других и учитывать чужие интересы, определяя цель и направление своих собственных. Все это способствует разрушению барьеров класса, расы и национальной территории, которые не дают людям осознать до конца смысл своих действий. Более многочисленные и разносторонние контакты означают большее разнообразие стимулов, на которые человеку приходится реагировать и которые, в свою очередь, заставляют его разнообразить свое поведение. Они высвобождают силы, остающиеся невостребованными, когда побуждения к действию носят односторонний характер, как это бывает в группах, во имя сохранения своей замкнутости подавляющих многие интересы»[165].

Демократия предполагает равенство людей, но это равенство, пишет он в статье «Философия и демократия» (1918), не должно истолковываться механически, количественно, как «математическая эквивалентность»[166]. Мир демократического равенства – это мир, в котором существование каждого человека измеряется собственной мерой. «Если демократическое равенство может быть истолковано как индивидуальность, то нет ничего неестественного в понимании братства как континуальности (continuity), то есть как безграничной ассоциации и взаимодействия»[167]. Демократия имеет дело не с гениями и лидерами, а с рядовыми «ассоциированными индивидами», каждый из которых, взаимодействуя с другими, делает каким-то образом жизнь каждого более яркой (distinctive)[168].

Подобная трактовка демократии автоматически снимает вопрос о том, может ли она быть сведена исключительно к системе правления или же должна включать в себя – наряду с последней – определенные права и свободы (предполагающие, естественно, и соответствующие обязанности) человека. Второй вариант очевиден. Более того, полноценная политическая демократия возможна лишь там, где существует полноправная и свободная личность.

Характеризуя политическую демократию как «всенародно избираемую власть»[169], Дьюи отвергает элитистские концепции демократии, опровергая лежащий в их основании тезис о политической и профессиональной некомпетентности масс. На этот счет у него есть несколько аргументов.

Во-первых, говорит он, не следует думать, что люди, попадающие во власть, непременно превосходят остальных по своим качествам. «В общеисторической перспективе отбор правителей и наделение их определенными полномочиями выступает как политически случайное дело. Те или иные личности выдвигались на роль судей, исполнителей и администраторов по причинам, не зависящим от их способности служить интересам общества… обоснованием пригодности некоторых личностей к роли правителей являлось что угодно, только не политические соображения»[170].

Во-вторых, индустриальное общество, неизбежно усиливая взаимодействие и взаимозависимость его членов, все больше приобретает «кооперативный» характер, повышая роль, в том числе и политическую, каждого члена общества независимо от его социального статуса и профессии.