- Вот так, - сказала она удовлетворённо и подула на ладонь.

В холле было промозгло, словно и не стояла в Провенсе тридцатиградусная жара. Марджори принюхалась и уверенно сказала:

- На кухне точно кто-то есть, пахнет хлебом.

- Пошли посмотрим.

И они свернули из холла в левый коридор, здесь располагались кухня, кладовые, вход в подвал и в винный погреб, а также комнаты слуг.

Да, здесь и в самом деле пахло хлебом. А ещё на кухне трудилась крупная, даже толстая женщина, резавшая овощи, и две молоденьких девушки.

- Мадам Тома, вас ли я вижу? – спросила Лавиния с порога.

Толстуха развернулась, всмотрелась в вошедших и всплеснула руками.

- Великая Матерь, да как же это? Ваша милость, что ж вы не сообщили, что приедете, мы бы хоть комнаты подготовили и обед праздничный!

- Всё нормально, мадам Тома, - улыбнулась Лавиния. – До ночи ещё далеко, всё можно успеть.

- Ну-ка, Мари, Катрин, бегом – привести в порядок спальни, - скомандовала кухарка. – Окна открыть, проветрить, свежие цветы…

- Цветы я поставлю, - сказала Марджори. – А вот почему входная дверь не открывалась?

- Так господин Тезье, бедняга, - мадам Тома осенила себя знаком Великой Матери. – Он приказал поменять все замки, и парадную дверь держать запертой. Оно правда, мы через неё и не ходим никогда, через сад-то сподручнее.

- А почему понадобилось менять замки? – Лавиния уселась у стола и утащила из-под полотенца булочку.

- Влезли к нам какие-то… В начале весны, в марте. Ночью открыли двери и весь второй этаж обшарили.

- Прямо весь? – подняла брови хозяйка.

Она точно знала, что не хранит в этом доме ничего мало-мальски ценного. Ну, не за чиньскими же вазами ростом ей до плеча полезли в дом? А столовое серебро хранится в кладовых…

- Две гостевых спальни, бальный зал и гостиную, потом-то Катрин проснулась, услышала, что кто-то ходит и шум подняла. А, и ещё в оранжерее пытались покопаться, это уж в другой раз, но там Люсьен, садовник, маху не дал, ружьё-то у него всегда солью заряжено, - и толстуха хихикнула, как девочка.

Марджори и Лавиния переглянулись.

- Н-да, - тихо сказала секретарша. – Понятно, что ничего не понятно.

- Разберёмся, - ответила Лавиния. – Странно, что Тезье мне ничего не сообщил… Скажите, мадам Тома, на похороны кто-то из поместья поедет?

- Так все поедут, здесь сторож останется. Правда, господин мэр экипаж обещал прислать только за этой… - и она с явной неприязнью кивнула в сторону флигеля, где были апартаменты управляющего.

- За какой?

- Так за вдовой его, прости меня святая Бригита, - и кухарка сплюнула.

- Разве Тезье был женат? – Марджори удивилась. – Я считала, что он развёлся с женой лет двадцать назад!

- Четырнадцать, - припечатала мадам Тома́. – Четырнадцать лет тому, и всё это время та дрянь сюда и носу не казала! А стоило господину Тезье покинуть этот свет, она сразу прискакала, и кто только сообщил? И как так быстро успела, не порталом же она пользовалась? Это вашей милости прилично через порталы-то ходить, а не этой щучке. Сейчас вон к нотариусу отправилась в Жансон, словно ей хоть медная монетка положена… Ох, а бульон-то у меня перекипит! – кухарка резво кинулась к плите и стала помешивать в большой сверкающей кастрюле.

- Ладно, не будем вам мешать, - забросив в рот последний кусочек булки, Лавиния встала. – Пойдём, Марджори, бросим вещи в наши спальни, и ты обещала заняться цветами.

Секретарша молча последовала за ней в холл, по лестнице на второй этаж и в правый коридор, где все двери были распахнуты, и девушки носились вспугнутыми птицами из одной комнаты в другую, готовя дом к жизни.