Жизнь здесь протекает главным образом на улице. Тут и цирюльник, бреющий мужчину опасным лезвием, пока другой клиент, дожидаясь своей очереди, читает газету; и мясная лавка: на столе разложены куски свежего мяса, а отрубленная голова вислоухой козы, на чьей морде застыло мрачное выражение, провожает меня безжизненным взглядом. На земле по-турецки сидит сапожник, вырезающий из резинового листа подошвы для обуви, а возле него у стены стоят банки с клеем. Сапожники принадлежат к далитам – неприкасаемой касте в индуизме; ниже их в местной социальной иерархии только уборщики и мусорщики. Однажды этот сапожник починил мои ботинки, которые сопровождают меня по всему миру и которые я усердно полирую каждое утро, – единственное полезное занятие из тех, что нашлись для меня в Непале, не считая операций. Мастер отлично справился с работой, и лишь позже, когда я узнал, что он далит, мне стало понятно, почему поначалу он выглядел таким смущенным, когда я вежливо здоровался с ним, проходя мимо его лавки. Тут и работник по металлу, окруженный фонтаном голубых искр от сварочного аппарата; и швея, притаившаяся в глубине магазина, с прилавка которого свисают на улицу полотна ткани. Я прохожу мимо и слышу жужжание ее швейной машинки.

Жизнь здесь кипит – неприглаженная, непосредственная, окрашенная в насыщенные яркие тона. В богатых развитых странах все это давно утрачено.

Я оставляю позади лавочки, уже хорошо мне знакомые, и подхожу к главной дороге: по ней вперемежку движутся легковые машины, грузовики и люди, а между ними лавируют в облаках выхлопных газов мопеды, и все водители непрестанно сигналят. Разломанные водопроводные стоки забиты мусором; рядом с ними торговцы фруктами, предлагающие яблоки и апельсины, поставили передвижные палатки на колесах. Длинной вереницей выстроились пестрые обветшалые магазинчики. Куда ни глянь – повсюду сотни людей, спешащих по делам. На многих защитные маски, абсолютно бесполезные против выхлопных газов. Опоры линии электропередачи покосились, с них свисают запутанные паутины черных проводов, нередко попадаются оборванные оголенные провода, висящие на уровне тротуара. Я даже представить не могу, как тут можно хоть что-нибудь починить. Единственное, что отчасти преображает нищий город, который иначе являл бы собой совершенно унылое зрелище, – это местные женщины с их изящными лицами, зачесанными назад черными волосами, эффектными яркими платьями и золотыми украшениями.

Чтобы попасть в больницу, мне нужно перейти через дорогу. Сперва этот отрезок пути заставлял меня изрядно понервничать. Движение здесь хаотичное, и, если ждать, пока кто-нибудь остановится и пропустит тебя, можно провести у обочины целый день. Вместо этого надо спокойным шагом выйти на дорогу, чтобы присоединиться к движению и не спеша пересечь ее, надеясь, что автобусы, грузовики и мопеды объедут тебя стороной. Некоторые мотоциклисты сдвигают шлем на затылок, что делает их похожими на древнегреческих воинов, изображения которых можно встретить на античных вазах. Если побежишь, то велика вероятность, что тебя по ошибке собьют. В моем путеводителе по Непалу написано, что пешеходы составляют сорок процентов от общего числа жертв всех дорожно-транспортных происшествий в стране. Полезная информация, ничего не скажешь. В больнице мы ежедневно принимаем пациентов, попавших в аварию. Кроме того, мне довелось стать свидетелем нескольких происшествий со смертельным исходом. Так, один раз я прошел мимо мертвого пешехода на кольцевой дороге Катманду. Труп лежал лицом вниз в сточной канаве, а ноги были вывернуты под неестественным углом, словно у лягушки. Группка зевак наблюдала за полицейскими, осматривавшими тело… В конечном итоге мне даже понравилось переходить оживленную дорогу: каждый раз, когда удавалось целым и невредимым добраться до противоположной стороны, я чувствовал себя победителем.