Рома притормозил на провинциальной площади, сверился с навигатором. Лида прислонилась щекой к стеклу. Перед азербайджанским кафе сидела огненно-рыжая девица в куртке-косухе и армейских ботинках. Она хищно кусала яблоко. У ног стояла початая бутылка вина.

«Такая беззаботная», – с ностальгией подумала Лида.

«Тойота» свернула налево от площади и симпатичной панкетки. Пенящаяся зелень кустов лизнула корпус автомобиля, въехавшего в тесный проулок. За одинаковыми коттеджами мелькало неприветливое море.

– Нам сюда! – объявил Рома.

У обшитого белым пластиком домика дежурила толстуха в дождевике. Вручила Роме ключ с деревянной биркой, зыркнула на Лиду и неприятно осклабилась.

– Погостили бы до конца майских праздников. Даст Бог, и погода наладится.

– Работа, – вздохнул Рома. Говорил ли он вообще правду женщинам?

Лиде захотелось очутиться дома, где сухо и тепло, читать книги, готовить суши. Пригласить подруг…

Рома потопал по ступенькам, притрушенным песком.

– Ну, ты идешь?

Коготь они увидели полчаса спустя, гуляя по пляжу. Он вздыбился из воды в десяти метрах от берега, величественный и неприличный, окутанный предштормовой болтанкой. Обломок древнего рифа, шутка природы. Колонну венчал шишковатый набалдашник.

– Неплохой агрегат, – оценил Рома.

– Ты веришь в эти байки? – спросила Лида, отхлебывая чай из термоса. – Про особые вибрации?

– Надо проверить, – он обнял ее сзади, поцеловал за ушком, как ей нравилось. Она потерлась о его торс. Нет, она правильно поступила, поехав с ним.

Чайки ссорились у мусорных контейнеров, ветер становился все холоднее, он волочил с севера черные облака и мрачно гудел в раковине бухты. Рома и Лида шли, цепляя обувью водоросли. За песчаным барханом у береговой линии вырисовывалось скопление хибар, отделенных от Когтя шипящим мелководьем. Десяток ветхих фургончиков, поменявших колеса на протезы-кирпичи.

– Пансионат для бедных, – сказал Рома.

Лида поймала себя на мысли, что Коготь вызывает у нее подспудное отвращение. Ее, современную раскованную девушку, смущал и странно беспокоил простой кусок горной породы.

– Я замерзла.

– Давай возвращаться, – согласился Рома.

По безлюдному пляжу… по хрустящим скорлупкам ракушек… по чьим-то причудливым следам.

В коттедже она приняла душ и надела красное платье из дорогой шерсти, отлично подчеркивающее фигуру. Нет, училка и в лучшие свои годы не составила бы ей конкуренцию.

Платье произвело на Рому должный эффект. И нестриженый байкер на парковке у кафе буркнул нечто грубо-комплиментарное. Рома приосанился, покрепче обхватил локоть спутницы.

Окна кафе смотрели на залив. Темно-серая муть бесновалась и клокотала, волны взрывались грязной пеной у пирса.

Под скелетом доисторической рыбины сидела старуха с белоснежными косами, мумия некогда красивой женщины. Рядом нахохлилась над планшетом девочка-подросток. Больше посетителей в кафе не было.

Рома направился к дальнему столу.

Да, конечно, он приезжал сюда с женой. Лечить ее стерильное чрево. Но Коготь оказался бессилен…

Стены кафе оклеивали пожелтевшие страницы советских и постсоветских газет. Бисер букв, точно мошкара, черно-белые фотографии моря.

Пока угреватая официантка сервировала стол, Лида прыгала глазами по статьям, поражаясь скучным темам и кондовому языку. Там широкими коридорами техникумов шагали в свет специалисты консервного завода, труженики моря тащили невод с дарами, и Посейдон собирал гостей на традиционный фестиваль.

Разве не замечал никто из горе-журналистов, как на самом деле здесь страшно? Какой безысходностью веет из щелей, как тоскливо кричат чайки, как любимый мужчина врет, смакуя вино, и мертвый каменный член ложится тенью на потраченный впустую год?