Три дня спустя старика Джонсона похоронили. Денно и нощно Вик на пару с соседом несли вооружённую вахту возле коня, но похитители пока не объявлялись.

В связи со стремительно развивающимися событиями, я совершенно забыла о письме, которое мне передал умирающий. Сейчас же, сидя в деревянной качалке на крыльце домика, я, наконец, развернула его.

Смысл написанного не сразу дошёл до меня. Тряхнув головой и несколько раз проморгавшись, я вновь уставилась в написанные явно мужской рукой строчки:

"Мистер Гешрон Джонсон.

Комитет рассмотрел заявку, и, учитывая ваши прежние заслуги, одобрил её. Ваша команда допускается к участию в международном забеге, который пройдёт через два месяца в городе Бискара, что во Французской Алжирии. С вашей стороны надлежит в течение недели после получения письма подтвердить своё участие и предоставить данные о составе вашей команды. Напоминаем, что в случае победы, победитель получает в переводе на нашу валюту, приз в сорок пять тысяч долларов, из которых двадцать процентов будут перечислены организационному комитету.

С уважением, Председатель комитета конного спорта, мистер Алан Эберхайм"

Забег? Скачки? Я ничего не понимала. Но, постепенно смысл произошедшего стал доходить до меня. Это в ожидании сего письма мистер Джонсон носился как наседка, не пропуская ни одного визита почтальона. "Это ваш шанс", – сказал он мне тогда.

День клонился к вечеру, а я по-прежнему сидела в кресле, сжимая в кулаке заветный клочок бумаги. Заслышав шаги приближающегося Вика, я поднялась:

–Он прав! Это, действительно наш шанс!

– С кем это ты говоришь? – В голосе мужа сквозило беспокойство.

Бросившись ему на шею, я впервые за последние дни облегченно рассмеялась:

– Он дал нам шанс, понимаешь? Теперь, всё будет замечательно!

– С ума сошла? Как тебе вообще могло такое прийти в голову? О чём вы со стариком вообще думали?

Голос мужа, ещё никогда до этого раза не срывался на крик. Чувствовалось, что он уже на пределе. Но, я не могла стоять и спокойно смотреть на то, как его нерешительность грозит разрушить все наши мечты.

– Вик, милый, да пойми же, у нас, по сути, и выбора-то особого нет. Те, кто пытался украсть Мухиба, непременно вернутся. Кто, по-твоему, будет следующим после Джонсона? Ты? Или я? Неужели ты не понимаешь, что нам в любом случае нужно отсюда уезжать. И куда мы отправимся? У нас нет ни денег, ни связей, да ещё и конь редкой породы, постоянно привлекающий к себе не нужное внимание. И не смотри на меня так, – я ткнула пальцем ему в грудь. – Я ни в коем случае не соглашусь его продать. Слышишь? Ни за что!

Пыл Виктора постепенно пошёл на спад. Мои слова не были для него откровением, они отражали лишь реальную обстановку. Нам нужно уехать.

Мысли мужа были написаны на его лице. Он устал. Снова переезд, устройство на новом месте, начинание всего с нуля. Всё это чрезвычайно выматывало. Он мечтал о другом: тишине, покое, большом собственном доме, куче ребятишек и солидной практике. Я понимала и старалась поддержать его, поэтому выдвинула последний козырь:

– Дорогой, ты только подумай. В случае выигрыша у нас будет целая куча денег. Мы сможем построить дом, о котором всегда мечтали. Старик Джонсон верил в Мухиба, поверь и ты!

Колебания на его лице постепенно уступили место решимости:

– Чарли, ты действительно этого хочешь? Пойми, пути назад уже не будет.

– Милый, мы справимся. Клянусь тебе, у нас всё получится!

***

Мы стояли в вестибюле Комитета и ожидали, когда мистер Эберхайм примет нас. Симпатичная, средних лет секретарша, окинув мимолётным взглядом Вика, сосредоточила своё внимание на моей персоне. Оценивающе окинув взглядом с головы до ног, она, томно улыбнувшись и положив ногу на ногу, откинулась на стуле. Призыв в её глазах говорил яснее любых слов и, я бы непременно расхохоталась, если бы не вынуждающие сдерживаться обстоятельства. Вик, заметивший такую перемену в поведении женщины, лишь хмыкнул, и деликатно загородил меня собой.