Инспектор вошел, несколько встревоженный.

– Расскажите нам, что произошло? – резким тоном сказал Моншармен.

Инспектор забормотал что-то и тут же сослался на донесение.

– Но почему все-таки эти люди смеялись? – спросил Моншармен.

– Господин директор, они, верно, отлично поужинали и больше расположены были шутить, нежели слушать хорошую музыку. Да вот, судите сами: едва войдя в ложу, они сразу же вышли оттуда и позвали билетершу. Та спросила, в чем дело. Они сказали ей: «Загляните в ложу, там действительно никого нет?..» – «Нет», – ответила билетерша. «Так вот, – заявили они, – когда мы пришли, то услышали чей-то голос, говоривший, что там кто-то есть».

Господин Моншармен не мог без улыбки смотреть на господина Ришара, но господин Ришар и не думал улыбаться. Раньше ему слишком часто доводилось «работать» в подобном жанре, чтобы в рассказе инспектора, излагавшего события наивнейшим образом, не распознать все признаки одной из тех злых шуток, которые поначалу забавляют людей, ставших их жертвами, но в конце концов приводят их в ярость.

Желая угодить улыбавшемуся господину Моншармену, инспектор счел своим долгом тоже изобразить улыбку. Злосчастная улыбка! Взгляд господина Ришара испепелил служащего, который тотчас поспешил придать своему лицу страшно огорченное выражение.

– И все-таки, – ворчливо спросил грозный Ришар, – когда эти люди пришли, в ложе действительно никого не было?

– Никого, господин директор! Никого! Ни в ложе справа, ни в ложе слева – никого, клянусь вам! Я готов руку дать на отсечение! Именно это и доказывает, что речь идет всего лишь о шутке.

– А билетерша, что говорит билетерша?

– О! С ней все ясно, она говорит, что это Призрак Оперы. Так что сами понимаете! – Инспектор усмехнулся. И опять сразу же понял, что напрасно усмехался, ибо едва он успел произнести слова: «она говорит, что это Призрак Оперы», как мрачная физиономия господина Ришара приобрела свирепый вид.

– Пусть найдут мне билетершу! – приказал он. – Немедленно! И пусть приведут ее сюда! И чтобы сейчас же всех выставили за дверь!

Инспектор хотел было возразить, но Ришар закрыл ему рот грозным окриком: «Молчите!» Затем, когда губы несчастного подчиненного сомкнулись, казалось, навеки, господин директор приказал, чтобы они снова раскрылись.

– Что это еще за Призрак Оперы? – решился спросить он ворчливым тоном.

Но инспектор был уже не в состоянии вымолвить ни слова. Отчаянной мимикой он дал понять, что ничего не знает, или, вернее, ничего не хочет знать.

– Вы-то сами видели этого Призрака Оперы?

Энергично замотав головой, инспектор тем самым отрицал, что когда-либо видел его.

– Тем хуже! – холодно заявил господин Ришар.

Инспектор широко раскрыл глаза, глаза его просто вылезали из орбит, вопрошая, почему господин директор произнес это зловещее: «Тем хуже!»

– Потому что я рассчитаю всех, кто его не видел! – пояснил господин директор. – Раз он всюду, совершенно недопустимо, чтобы его нигде не замечали. Я хочу, чтобы люди выполняли свою работу!

Сказав это, господин Ришар, не обращая больше на инспектора ни малейшего внимания, стал обсуждать разные дела с только что вошедшим администратором.

Инспектор решил, что может уйти, и тихонечко, с величайшей осторожностью – ах, боже мой, с какой осторожностью! – пятясь, приблизился к двери, но господин Ришар, заметив этот маневр, пригвоздил его к месту громовым окриком: «Останьтесь!»

Господин Реми послал за билетершей, которая работала к тому же консьержкой на улице Прованс, в двух шагах от Оперы. Она вскоре явилась.