– Гудели вчера? – догадался Витька и сел с краю стола. – Что за повод?

Митька глянул на него хмуро, сдернул со спинки стула рубашку, надел и тоже сел к столу. Смотреть, что осталось, он почему-то передумал. Виктор сразу занервничал.

– Тебе-то что, Витька? Гудели не гудели, с кем гудели, по какому поводу? Тебе-то что? – занудил Митька и сдавил ладонями виски – голова трещала.

– А мне что! Что, между прочим! Пока ты тут с шалавами время проводишь… – Витькин заскорузлый палец ткнул в ободок одного из стаканов с ярким следом губной помады. – Хорошие девушки одиноки и нуждаются в твоей помощи, может быть.

– Да что ты? – Митька насмешливо прищурился, взъерошил белокурые волосы, потом пятерней зачесал их назад. – Это ты про Катьку, что ли? Она, что ли, одинокая и в помощи нуждающаяся?

– А кто же!

– Ну-ну… – Митька помрачнел, оглядел загаженный стол и вдруг резким движением смахнул все, кроме селедочной банки с рассолом, со стола. – Нуждается она в моей помощи, как же! Я последний, у кого она ее попросит! Все нервы измотала!!!

Он посидел, подумал и вдруг встрепенулся.

– Слушай, Витек, а чего это ей помощь понадобилась?! Что случилось? И уж не она ли тебе налила с утра?

– Она-то налила… – Витек выразительно вздохнул и покосился на холодильник.

– Понял. – Митька сполз со стула, достал из холодильника бутылку пива и поставил перед Витькой. – Жри, ненасытный! Говори по делу и проваливай, башка трещит. Если новости стоящие, еще одну дам. Если нет – пинка получишь.

Виктор скрутил пробку, опорожнил бутылку прямо из горла до половины, отдышался и начал рассказывать. Дойдя до того места, откуда должны были последовать сведения о Катькиной реакции, он пиво допил. И только тогда уже дорассказал до конца. Немного приукрасил, конечно. Про то, что летел с ее крыльца, растопырив руки, Витька промолчал. Счел, что подобная информация для него, как для глашатая, не будет хорошей рекламой.

– Ишь ты! Дом снести собрались?! Чего это вдруг?! – Митька нервно заходил по кухне, половицы скрипели под его ногами отвратительно. – Как говоришь, дядя назвался?

– Анатолий Анохин, – вспомнил Витька надпись на визитке, которую дядя вручил одной из продавщиц.

– Анохин, Анохин… Гм-м… – Митька встал у окна, обхватив себя руками, и уставился на улицу невидящими глазами.

Витька оглядел парня с удивлением. Как можно в таком хлеву, с таким заплеванным полом, замусоренным пылью и окурками подоконником, давно не крашенными стенами, после вчерашней гульбы с попойкой, как можно было оставаться таким холеным красавцем?!

Митька, на Витькин взгляд, выигрывал у соперников на сто очков вперед.

Лешка, которого в числе претендентов иногда сватала Катьке ее настойчивая бабка, был невысоким, юрким, чернявым. Вроде и не отвратительным он был, но каким-то отталкивающим. То ли глазки его черные, мелко посаженные, слишком резво перебегали с предмета на предмет. То ли руки его с тонкими длинными пальцами, постоянно ощупывающими все, что им попадалось, неприятно удивляли. Но Витьке он абсолютно никак не нравился.

Катьке он его не желал.

Был еще Макар-дальнобойщик. Он был вроде ничего. Деньгу приличную зарабатывал. Собирался еще одну фуру покупать, плюс к двум имеющимся. Прочно стоял на ногах парень. Крепким был, мускулистым, лицо – мужественное, с перебитым носом и квадратным подбородком. Бабам такие нравятся. И Макар нравился, Витьке об этом было известно из многих первоисточников. Но…

Но и его Катьке Витька не желал.

Тяжеловесным Макар был и по сути своей, и внешне. Тяжеловесным и грубым. Катька, хотя и сама давно перестала быть Белоснежкой, но в ней как-то грубость не проявлялась, как-то не портила ее. Она все равно оставалась красивой девчонкой с гривой кудрей, заливистым смехом и озорными глазами. Даже при всем при том, что с лестницы его сегодня наладила мордой вперед.