– А сейчас соберись, Кен-чан. Включи свой пафосный видок и покажи всем, что тебя ничем не удивить, – произнес дядя, когда мы вышли из зеркала и остановились в какой-то огромной комнате. – Сейчас я познакомлю тебя с дедом, они с твоей мамой, как ты знаешь, расстались не в лучших отношениях, так что приготовься к придиркам. И помни – что бы ни случилось, кто бы что ни говорил, я всегда буду на твоей стороне. Не подведи меня.

– Твой племянник лучший, дядя Ичиро, – расправил я плечи и приподнял голову. – Тебе не придется стыдиться.

– Я знаю, малыш. Я знаю.

Пока дядя меня куда-то вел, я осматривал дом и удивлялся, что здесь живут лишь отец дяди и его мать – слишком много пространства для двух человек. Дедом я местного хозяина не считал – после рассказа дяди Ичиро о том, как маму выгнали из дома, теплых чувств к нему у меня не было. Думаю, дядя и не стал бы рассказывать, но учитель как-то раз решил уточнить – а знаю ли я почему… Видимо, именно он потребовал у дяди прояснить мне ситуацию, а иначе не факт, что я дождался бы объяснений. При этом, упоминая своего отца, дядя постоянно делал упор на то, что он мой дед, так что, сдается мне, надежды помирить нас он не терял.

Меня поначалу удивило, что по пути нам никто из людей не встретился, но дядя пояснил, что мы пришли сюда за два часа до назначенного срока, поэтому никого из гостей еще не было. Я не терял времени, незаметно разглядывая дом его отца. Повторюсь, он был слишком большим. Боюсь представить, сколько тут туалетов, а их количество у меня почему-то ассоциировалось с аристократической чванливостью. Один – нормально, два – еще туда-сюда, но вот больше – уже показуха. А уж сколько здесь было духов… и я еще считал, что у нас их много. Здесь присутствовали ёкаи всех форм и размеров – от маленьких прозрачных пузырей, стаями летающих по дому, до чего-то по-настоящему огромного, мелькнувшего в окне. Особенно меня впечатлил звероподобный тип, прохаживающийся по коридору и держащий на плече огромную бензопилу.

Нет, здесь я точно не хотел бы жить.

Отца дяди мы нашли в каком-то огромном зале, который был заставлен скульптурами людей и различных чудовищ.

– Здравствуй, отец, – произнес дядя, когда мы подошли к старику.

Он тут был совершенно один и при нашем приближении даже не повернулся, рассматривая статую двухметровой медузы, которая, казалось, вот-вот оживет и проглотит старика своей раскрытой пастью.

Бросив на нас взгляд, он вновь отвернулся к статуе, одновременно с этим бросив:

– Ну здравствуй. Зачем драбла с собой притащил?

– Потому что он мой племянник, – ответил дядя спокойно.

– И драбл, – бросил через плечо старик.

– Это не имеет значения, – произнес дядя.

– Очень даже имеет, – все же развернулся к нам отец дяди. Точнее – к нему. Меня он игнорировал. – Я могу многое сказать по этому поводу, – продолжил старик, – но если ты такой сентиментальный, лучше подумал бы о том, каково ему здесь будет.

– Пусть только попробуют обидеть Кеншина, – поджал дядя губы.

– Обидеть… – повторил за ним старик, словно пробуя слово на вкус. – Забавное определение. А ты доказать-то сможешь, что его обидели?

А вот на это дядя не ответил. Лично я не понял, как возможно обидеть так, что этого нельзя будет доказать, но они взрослые – им виднее.

– Не поприветствуешь собственного внука? – решил сменить тему дядя.

– А нужно ли? – глянул на меня старик лениво и, переведя взгляд на дядю, продолжил: – Никчемный сын глупой дочери. Скажи спасибо, что я не выкинул его из своего дома.

Вот честно, я обиделся. Не стоило ему трогать маму.