Остальные восставшие были постоянно в движении, а она просто стояла, и если бы не остановившийся, стеклянный взгляд, я бы не понял, что она из них. Сосредоточенная, деловитая, – как будто сама Смерть послала ее за мной, узнав, что я застрял на пути к ней. В подтверждение моих мыслей блондинка протянула мне руку, и я нашел в себе силы вскочить. Главное – ни за что не смотреть в глаза! Вдруг я увижу, как она умерла, а потом еще сутки не смогу проснуться?

«Грешникам покоя нет» – гласит поговорка. Думаю, какой-нибудь праведник на моем месте даже обрадовался бы, что окончательно покинет мир в такой прекрасной компании, и сказал бы что-то внушительное, вроде «час пробил, я готов идти за тобой». Вот только праведником я не являлся и уйти был не готов, поэтому издал полный ужаса хрип и бросился прочь, пытаясь набрать скорость на своих негнущихся ногах. Оглянуться я боялся: вдруг она движется за мной, не касаясь земли, как мстительный призрак из романов? Прервать мое бегство удалось только камню на мостовой – я споткнулся и рухнул плашмя. Тихонько покосился через плечо. Залитая ярким солнцем улочка, вокруг никого. Уф!

Ни за что не вернулся бы, но не мог же я покинуть своих бедных спутников. Куда они без меня доберутся? Никуда. Поэтому я прокрался обратно к площади и с бесстрашием, достойным графа Гленгалла, выглянул из-за угла. Блондинки не было.

Тут из таверны, оживленно беседуя, вышли Бен и Молли. Поразительно, как расцветают лица живых после вкусного обеда. Неужели я сам был таким же? Я подошел к ним, зорко озираясь, – больше никто не подберется ко мне незамеченным, ни живой, ни мертвый. В конце улицы мелькнула шляпка с вуалью – та или не та? Движется в нашу сторону или нет?

– Куда ты смотришь? – спросил меня Бен. – Ты будто призрака увидел.

– Никуда, – сказал я и торопливо отвернулся, пока он не успел проследить за моим взглядом.

Больше всего мне хотелось спросить Бена, могут ли быть на свете еще такие же, как я, – полуживые, но не безмозглые, – но он потом от меня с этим не отстал бы, так что я предпочел держать язык за зубами и гордо проследовал обратно в сторону порта. Молли с Беном пошли следом, оживленно обсуждая обед, и меня кольнуло неприятное чувство. Им ведь не может быть весело без меня, верно? Это было бы просто невыносимо.

Я опасался, что хозяин нашей лодки понял: я не вполне жив. А вдруг встретит нас с какими-нибудь злобными приятелями, чтобы похитить ради выкупа? Но моряк не подвел. Ждал нас в одиночестве и, как положено бравому морскому волку, которых я видел на картинах, курил трубку.

Мы загрузились на борт (если вы никогда не бывали на лодках, даже не пробуйте, – там ужасно качает, лучше любоваться ими со стороны). Неугомонный Бен все высовывался подальше за борт, пытаясь разобраться, как лодка держится на воде, потом громко начал сетовать на качку и скверное самочувствие. Молли была свежа, как роза, и трогательно жалела беднягу Бена, а я жалел, что меня не может укачать: тело ощущалось неподвижным и одеревенелым, как колода, которую приходится за собой таскать.

Из оцепенелой, тупой неподвижности меня вывел спор над ухом, начало которого я, увы, пропустил. Солнце уже зашло, берега было не видно, вокруг раскинулась вода, серая, неспокойная от ветра.

– Ой, да ну вас, доктор! – сердилась Молли. – Да, у нас нет этих ваших… локомотивов, зато люди добрые и друг за друга горой и природа самая красивая на свете.

– А еще полная дикость нравов и неразвитость наук, – снисходительно бросил Бен, будто хоть раз бывал где-то, кроме школы и Лондона.