Мы с Локвудом вернулись к двери. Я прокашлялась и сказала:

– Да, она там.

– Вам не о чем волноваться, – успокоил Локвуд хозяйку, когда мы проходили мимо нее в узкий холл. Затем блеснул своей включенной на половину мощности вселяющей уверенность улыбкой и добавил: – Мы поднимемся наверх и посмотрим.

– Надеюсь, вы понимаете, почему я не могу спокойно спать, мистер Локвуд? – всхлипнула миссис Петерс. – Теперь вы понимаете, правда?

Глаза у нее были как две испуганные луны. Затем она пошла следом за Локвудом, выставив перед своим лицом как карнавальную маску деревянное распятие, и едва не расквасила им Локвуду нос, когда он неожиданно обернулся.

– Миссис Петерс, – сказал он, осторожно отводя распятие, – вы можете сделать для нас одну вещь? Очень важную.

– Да?

– Пройдите, пожалуйста, на кухню и поставьте чайник. Это вы сможете сделать?

– Разумеется. Да-да, конечно смогу.

– Великолепно. Заварите нам по чашке чая. Наверх их не приносите. Мы сами спустимся вниз, когда закончим. Надеюсь, чай к тому времени еще не успеет остыть.

Еще одна улыбка, легкое пожатие руки, и мы – уже вдвоем с Локвудом – направились вверх по узкой лестнице, шаркая о стену своими сумками.

Строго говоря, лестничной площадки на втором этаже не было – просто расширенная верхняя ступенька. Три двери: одна в ванную, вторая в спальню на задней стороне дома и третья в спальню, выходящую на улицу. В эту третью дверь было вколочено не менее полусотни тяжелых железных гвоздей, с которых свисали металлические цепочки и пучки лаванды. Саму дверь за всем этим было почти не видно.

– Любопытно, – пробормотала я.

– Да уж, рисковать наша хозяйка не любит, – согласился Локвуд. – О, да она еще и псалмы поет! Впрочем, этого следовало ожидать.

Снизу послышался звук открываемой двери, спешащие на кухню шаги, а затем отрывок псалма, пропетого слабеньким дрожащим голосом.

– Не уверена, что псалмы могут здесь помочь, – сказала я, проверяя свой рабочий пояс и доставая рапиру. – И распятие тоже. Оно совершенно бесполезно, если сделано не из железа или серебра, а из дерева.

Локвуд достал из своей сумки тонкую железную цепь и взял ее на изготовку. Он стоял сейчас так близко, что касался меня.

– Такие вещи если и не помогают, то хотя бы успокаивают, – сказал он. – Среди вещей, которые собирали мои родители, таких больше половины. Помнишь тамбурин из костей и павлиньих перьев в библиотеке? Оберег против злых духов с острова Бали. В нем нет ни грамма железа или серебра… Так, ладно, хватит болтать. Мы готовы?

Я улыбнулась ему. За дверью нас ждал ужас. Спустя несколько секунд я встречусь с ним. Но при этом мое сердце пело от радости, от того, что я стою в этом доме рука об руку с Локвудом. Если честно, мне в этом мире больше ничего не нужно.

– Готовы, – сказала я. – И мне уже не терпится выпить горячего крепкого чая.

Я закрыла глаза и мысленно сосчитала до шести, готовя их к переходу из света в темноту. Затем открыла дверь и вошла в комнату.

За барьером из гвоздей и лаванды было так холодно, будто кто-то оставил на всю ночь открытой дверцу холодильника. Локвуд закрыл за нами дверь, и мы оказались в темноте – было такое ощущение, что тебя с головой опустили в чернила. Ни отблеска уличного света на потолке – непроглядная тьма.

При этом занавесок на окне не было, перед нами чернел голый прямоугольник стекла.

И внутри этого стекла было нечто, не пропускавшее ни единого лучика света.

Кроме того, что было ужасно холодно и темно, в комнате кто-то плакал. Это был жуткий звук, тоскливый, но при этом вкрадчивый, и он отдавался странным эхо, словно звучал не в маленькой комнате, а в каком-то огромном пустом пространстве.