– Призрачное прикосновение.

– Призрак? Откуда?

– Из горшка, – нарочито спокойно ответил Локвуд. Темные очки скрывали выражение его глаз. Прочитать что-либо по лицу Локвуда было невозможно. – Ну ты знаешь эти вещицы, оставшиеся от моих родителей. Ритуальные предметы для изгнания злых духов на настенных полках внизу. Родители были исследователями. Изучали мифы и легенды о сверхъестественных явлениях в культурах других народов. Большинство собранных ими предметов – просто мусор. Ритуальные головные уборы и прочая ерунда. Но оказалось, что среди них есть действительно опасные вещицы, способные делать именно то, что им приписывают. В том числе тот горшок. Я полагаю, он был из Индонезии или откуда-то оттуда. Говорят, сестра разбирала артефакты в одном из ящиков. Вынула горшок и… уронила его. Горшок разбился, из него выскочил призрак. И убил ее.

– О, Локвуд, – сказала я. – Мне так жаль…

– Да, спасибо, но это, как я уже сказал, древняя история. Это было давно.

Я не могла ни на чем сосредоточиться, кроме как на словах Локвуда. На них, да еще на яростном потустороннем сиянии. Но тем не менее я смогла рассмотреть, что в комнате помимо кровати есть гардероб и два комода, а еще коробки и ящики, составленные в основном у стены, иногда по три-четыре друг на друга. А еще повсюду стояли вазы и банки с букетами сухой лаванды, ее сладкий, слегка вяжущий аромат наполнял всю комнату. Было так непривычно ощущать этот запах в нашем доме (особенно если вспомнить, что на этой же лестничной площадке находилась спальня Джорджа): он еще больше усиливал ощущение нереальности всего, что сейчас происходило.

Я вновь тряхнула головой. Сестра. У Локвуда была сестра. И она умерла. Прямо здесь, в этой комнате.

– А что случилось с призраком? – спросил Джордж. Его голос тоже прозвучал нарочито спокойно.

– Его уничтожили. – Локвуд подошел к окну и раздвинул тяжелые шторы. На меня обрушился дневной свет, и я на мгновение зажмурилась. Когда я вновь открыла глаза, вся комната уже была залита солнцем. Теперь я уже не могла видеть висящий над кроватью светящийся овал, почти пропал и экстрасенсорный шум. Впрочем, его присутствие я все еще ощущала – в ушах у меня тихонько потрескивало.

Когда-то эта комната была выдержана в приятных голубых тонах и оклеена детскими обоями, на которых по диагонали тянулись разноцветные воздушные шарики. К висевшей на одной из стен пробковой доске кнопками были приколоты открытки со львами, жирафами и лошадями, такие же старые картинки с животными украшали и изголовье кровати. Сверху на меня смотрели приклеенные к потолку, пожелтевшие от времени звездочки. Но мое внимание привлекло не все это, а две большие вертикальные черты, прорезавшие сквозь порванные в этом месте обои правую от меня стену. В прорезях виднелась штукатурка. Это были следы от ударов рапирой. В одном месте прорезь была такой глубокой, что прошла сквозь слой штукатурки до самой кирпичной кладки стены.

Локвуд стоял у окна, глядя на глухую торцевую стену дома напротив. На подоконнике лежали сухие семена лаванды, осыпавшиеся из стоявших здесь в вазочках букетов. Локвуд смахнул их пальцем в сложенную лодочкой ладонь.

А со мной тем временем начиналось что-то вроде истерики. Мне хотелось одновременно плакать, и безудержно хохотать, и кричать на Локвуда…

Но я сдержалась и вместо этого тихо спросила:

– Какой она была?

– Э… трудно сказать. Она была моей сестрой. Конечно же я любил ее. Когда-нибудь найду вам ее фотографию. По-моему, есть одна где-то там, в ящике комода. Я сложил туда все вещи Джессики. Хотел как-нибудь разобрать их, но никогда не хватает на это времени. Столько дел… – Локвуд прислонился к оконной раме, его силуэт четко обрисовался на фоне яркого солнечного света. Потом он добавил, осторожно перекатывая в ладони сухие семена: – Она была высокой, темноволосой, думаю, что у нее был сильный характер. Пару раз, Люси, когда я видел тебя боковым зрением, мне почти показалось, что… Но на самом деле ты на нее совсем не похожа. Она была очень мягкой. И доброй.