– Какого дьявола? – удивился Риз Хагерсторм. – Кто-то из морга перерезал ей горло?

Нахмурившись, Джулио Вердад молча рассматривал халат.

Потом служащий из лаборатории аккуратно свернул халат, стараясь не стряхнуть волосы или нитки, которые могли к нему прилипнуть, уложил в пластиковый пакет и плотно его завязал.

Еще через десять минут полицейские, копающиеся в помойке, нашли острый скальпель со следами крови на лезвии. Дорогой, прекрасно сделанный инструмент, каким пользуются в операционных. Или в кабинете патологоанатома.

Скальпель тоже сунули в пластиковый пакет, который положили около тела, уже закрытого покрывалом.

К полуночи они так и не нашли вторую голубую туфлю женщины. Но в контейнере оставалось еще дюймов шестнадцать мусора, так что пропавшая туфля наверняка должна была там найтись.

Пока они мчались сквозь южную ночь по шоссе от Риверсайда до Восточного шоссе 1–15, затем на восток по шоссе 1–10, мимо Бьюмонта и Бэнинга, вокруг индейской резервации Моронго, к Кабазону и дальше, у Рейчел было достаточно времени подумать. Миля за милей просторы Южной Калифорнии оставались позади. Они углублялись в пустыню, по обеим сторонам от дороги простиралась необъятная темнота, и только иногда можно было увидеть среди равнин и холмов торчащие, как гигантские зубы, камни и деревья Джошуа, залитые морозно-белым лунным светом, которые вырастали и исчезали на фоне легких пушистых облаков, фестонами украсивших ночное небо. Пейзаж внушал мысли об одиночестве и наводил на размышления, так же как успокаивающее гудение мотора «Мерседеса» и шорох его шин.

Расслабившись на пассажирском сиденье, Бен упрямо молчал, уставившись на черную ленту дороги, освещенную светом фар. Они только несколько раз обменялись короткими незначительными фразами, не имеющими никакого отношения к происходящему. Немного поговорили о китайской кухне, потом надолго дружно замолчали, потом порассуждали о фильмах Клинта Иствуда и снова молчали.

Она догадывалась, что Бена обидел ее отказ поделиться с ним своими тайнами, и теперь он наказывает ее. Разумеется, он понимал, что Рейчел поразила та легкость, с какой он расправился с Винсентом Бареско в кабинете Эрика, и ей до смерти хочется узнать, где же он научился такому искусству. Обращаясь с ней холодно, позволяя затягиваться тяжелому молчанию, он давал понять, что ей придется расстаться с кое-какой информацией, прежде чем она узнает что-то от него.

Но она не могла. Пока не могла. Боялась, что уже слишком глубоко втянула его в смертельно опасное дело, и поэтому злилась на себя. Она твердо решила не вовлекать его дальше в этот кошмар, если только его жизнь не будет зависеть от того, насколько полно он понимает, что происходит и что поставлено на кон.

Свернув с шоссе 1–10 на шоссе 111, откуда до Палм-Спрингс оставалось только одиннадцать миль, Рейчел задумалась, все ли она сделала, чтобы отговорить Бена ехать с ней. Но когда они уезжали из Генеплана, он был настолько несокрушимо молчалив, что пытаться переубедить его казалось столь же бесполезным, как встать на берегу Тихого океана и приказать набегающему приливу немедленно попятиться.

Рейчел болезненно переживала возникшую между ними напряженность. За пять месяцев их знакомства это был первый случай, когда они неуютно чувствовали себя в обществе друг друга, первый случай, когда между ними появился хотя бы намек на ссору, первый случай, когда гармония их отношений была нарушена.

Выехав из Ньюпорт-Бич в полночь, они приехали в Палм-Спрингс и проехали по центру города, по Палм-Каньон-драйв, в четверть второго. За час с четвертью они преодолели расстояние в девяносто три мили, а значит, ехали со скоростью восемьдесят миль в час. Но Рейчел продолжало казаться, что она тащится, как улитка, все отставая и отставая от хода событий и все уменьшая шансы на успех.