Изредка по музею проносится толпа веселых школьников, и едва поспевающая за ней тетя-экскурсовод втолковывает юношеству: дореволюционная русская литература была передовой, но после Революции, став советской, наша литература начала стремительно отставать от развития мировой словесности, а отстав, принялась откатываться в развитии назад, к примитивному реализму; после экскурсии, дети, все получат в подарок магнитики на холодильник с надписью «соцреализм sucks».

Новая «Литературная матрица» была задумана не как альтернативная экскурсия по тому же самому музею, вступать в спор с экскурсоводом и некрасиво, и неумно; то, что в ней хотелось предпринять, – это погружение в подводную тьму, в беспросветную глубину, в холодную толщу соленой воды, с тем чтобы выхватить из мрака очертания покоящихся на дне руин. Внутренняя необходимость такой экспедиции рождается из ощущения недоверия к общепринятому самоочевидному знанию, недоверия к экскурсоводу, да и к самому пыльному музею – ощущения, которое должно, кажется, быть присуще любому человеку, если он готов рискнуть мыслить самостоятельно.

Жанр предисловия до некоторой степени безответственный, и правом на эту безответственность и хотелось бы воспользоваться составителям: предисловие не обязано отвечать на вопросы, и это дает нам возможность задать и оставить без ответа странный вопрос – что если все было вовсе не так? Что если развитие русской литературы вовсе не было прервано переоборудованием Российской Империи в СССР, но традиция, на почве которой произросли Белый и Сологуб, Ремизов и Платонов, Блок и Мандельштам, продолжила свой стремительный взлет, за которым все остальные попросту не поспели, только взлет этот, как всякий путь человеческого духа, принял траекторию спирали? И в то время как западная словесность еще проходила модернистский вираж, плутая по Дублину, барражируя в потоках сознания и смакуя вкус бисквитного пирожного, наша уже положила крыло на возвратный путь, на новом витке прорываясь в традицию реализма, а литература запада повторила этот маневр, лишь вслед за нами и позже вступив на дорогу перемен, обнаруживая на ней наливающиеся гроздья гнева, но не теряя надежды обрести день восьмой (найдите спрятавшихся на картинке лауреатов Пулитцеровской премии)?

Разумеется, так поставленный, этот лукавый вопрос взывает как будто бы к однозначному ответу (любим ли мы Господа? любит ли Господь нас? сдадим ли мы деньги в церковную кассу?), но мы ведь предупредили, что ответа не будет. Более того – вопрос этот задан вовсе не для того, чтобы дать на него ответ, а для того, чтобы в принципе поставить ситуацию под вопрос, и вместе с тем оказаться под вопросом самим – ибо человек есть животное под вопросом. Никто не хочет таскать каштаны из огня, но тому, кто хочет стать человеком, придется это делать.

Расшатать устойчивые представления о советской литературе и значит завести мотор батискафа, на котором авторам и читателям второй «Литературной матрицы» предстоит спуститься туда, где меж исполинских развалин помавают хвостами глубоководные рыбы, на фигуре героического инвалида Николая Островского поселилась колония актиний, коралловым рифом зарастает памятник скорбному жителю деревни Федору Абрамову, а по стадионных размеров монументу поэтам-шестидесятникам сонно ползают гигантские раки.

«Советская Атлантида» задумана как продолжение «Литературной матрицы» – вышедшего в 2010 году двухтомника, в котором о русских писателях, чье творчество изучают в рамках школьной программы по литературе, размышляли писатели и поэты дня сегодняшнего – те, в чьем коллективном портрете должен проступать смутный (ибо еще не застывший) образ живой русской литературы начала XXI века. Всякий состоявшийся проект (а «Литературная матрица», без ложной скромности, состоялась как один из самых громких коллективных проектов начала века в России) взывает о продолжении, но что значит продолжение для ключевой идеи «писатели о писателях»? Писатели о художниках? Русские писатели о зарубежных писателях? Современные писатели о писателях древности? Все эти идеи интригуют, и нельзя исключать, что когда-нибудь такие книги можно будет поставить себе на полку, но ведь чем рисковее предприятие, тем оно соблазнительнее. Всякий может отправиться в заграничную поездку, к руинам римского форума или в картинную галерею, но чтобы всерьез говорить о советской литературе, требуется определенное мужество: официальная, подцензурная литература СССР? вы это серьезно? – да.