Слушаю его и тихо, так, шалею. Все приметы на лицо. Вот только насчёт пузика не скажу. Или не трогала или внимания просто-напросто не обратила. Тьфу ты! Вот и о чём думаю? Самое долгое кошка лет двадцать прожить может, ну двадцать пять, но не сорок же с лишним!

Чем больше о своём наследии узнаю, тем… в общем, как там говорила Алиса? Всё страньше и страньше? Или чудесатие и чудесатие? Не важно! Смысл-то один, как ни крути. Вот и у меня так, даже страшно уже узнавать, что ж там с наследством. По бумагам ничего не понятно, ну счёт ладно, а в банковской ячейке что найду?

Вроде понимаю – бред это, попутал Василий. Наверняка эта Ночка прапраправнучка той. Ну похожа внешне – бывает. А с ушком беда, так это у многих кошариков случается, они ведь и вправду любопытные. И вообще за сорок лет он и попутать что-то мог. Всё это я прекрасно понимаю, но руки так и чешутся выйти на улицу, да пузико у Ночки прощупать. Ведь и так уже замечала, что зверьё у меня на удивление умное. Ворон судя по частичной седине – старый уже, а значит ума успел набраться, живя постоянно рядом с человеком, речь начал понимать, а кошка?

– Не веришь, – вздохнул Василий. – Я б вот тоже не поверил, но вижу же… Хотя и не понимаю.

– Да уж, трудновато поверить, что со мной живёт кошка, которой больше сорока лет, а ведёт она себя как молоденькая кошечка, – ответила я, и постаралась сменить тему: – А за стеклом тоже в район ехать придётся?

– Нет, зачем? – вполне искренне удивился гость. – У нас в магазине, когда окна меняли, я старые рамы вместе со стёклами себе забрал, думал парник соорудить. Да руки так и не дошли. И видишь – не случайно это. Тебе сгодятся. Они большие, вырежу по размеру. Стеклорез у меня есть.

– Спасибо, – улыбнулась я и стала собирать посуду со стола.

Вскоре мы уже въезжали в Васину деревню. Теперь пришёл его черёд меня потчевать.

– Ты заходи, заходи, – топчась на пороге, помахал мне рукою хозяин. – Чай у тебя знатный был, у меня такого нет, но от молочка-то думаю не откажешься? Мне вон Танька… соседка, – как-то смущённо прибавил мужик, – пирожков принесла.

Вошла я в дом, и аж поёжилась – на улице жара, а тут одновременно душно и как-то зябковато. Незаметно, стараясь не смущать хозяина оглянулась по сторонам. Ясно в чём дело – дом-то добротный из толстого бревна, плюс простенки, а окна, как и Агрипины было – зимними рамами законопачены. Вот сюда ни воздух, ни тепло и не попадает. А ещё, сразу видно – один живёт. Вроде по местам всё лежит, и мусора нигде нет или грязи, но и уюта тоже нет. Обычно, когда женщина в доме, что-то обязательно выдаёт её присутствие: цветы ли в горшочках, скатёрки ли, картинки на стенах. А тут всё как-то сугубо функционально: стол без скатерти, два табурета, древний сервант, буфет немногим новее, лавка возле печи, и совершенно не вписывающийся в общую картину довольно большой плоский телевизор… Хм… Интересно, а здесь вообще какие-нибудь каналы ловит? Хотя… глупый вопрос, не для красоты же он здесь стоит.

– Включить? – спрашивает, улыбаясь.

– Ага, – улыбнулась ему в ответ. – У бабушки нет телевизора, – поясняю. – Соскучилась уже.

– Так она там особняком живёт, вот и нету потому. Кондрат вон, тоже рядом с ней, но с людьми больше общается, так у него и телевизор, и телефон, и даже интернет есть.

– Что?! – вылупилась на него я. – Тут? Интернет? Да я с телефоном всю округу как с миноискателем облазала в попытке связь поймать.

– Так если на улице ловить, и не поймаешь. У нас вышки-то все далеко. Но в каждом доме спутниковая тарелка. Она как усилитель сигнала используется. Вот, – он показал на идущий откуда-то сверху провод и небольшое приспособление на его конце, – если рядом с этой штукой мобильный держать – сигнал будет. И в интернет также выходят через эти… как их там… плошки… флошки…