Алекс успел осушить бутылку. Проклятое опьянение не наступало! Разозлившись, швырнул пустую бутыль в стену. Та, не долетев, упала на белоснежный ковер и с глухим звуком покатилась дальше, пока не натолкнулась на ножку кресла.

Когда в последний раз Алексу удавалось напиться? Так, чтобы не помнить себя? Не помнить причин, по которым он вливал в себя бесконечное количество фужеров дорогой гадости? Чтобы опьянение завладело разумом и отпустило напряжение? Позволило упасть прямо на ковер или кровать и ничего больше не помнить?

Давно это было.

Вечность назад.

Алкоголь больше не брал его. Совсем. Он пил вино, бренди, виски, как воду. Пил, не хмелея. В обществе приходилось имитировать легкую степень опьянения, чтобы не задавали лишних вопросов, дома же он мог хоть обхлестаться вином, хоть залить им ванную, что, кстати, он проделывал как-то. Он оставался трезвым, и желанное забытье не приходило.

Вот и сегодня, чем больше он пил, тем сильнее становилась его злость. Хотелось сорваться, пойти в Нижние кварталы и выплеснуть всю злость. Не важно, на ком. Не важно, почему.

Ему просто было надо.

И он так и намеревался сделать, когда лакей, коротко постучав и получив вместо ответа недвусмысленный рык «войди», сообщил, что к нему посетитель.

- Пусть проваливает, - Алекс не выбирал выражений.

Он поднялся на ноги и направился к шкафу, намереваясь переодеться, без помощи слуги.

Лакей прочистил горло и отважился продолжить. Зная вспыльчивый характер хозяина, он не зря беспокоился. Сейчас не скажет, уйдет, а потом останется без работы, выяснится, что гость был важной персоной.

- Это девушка, господин, и она просила вам передать вот это.

В руке лакея, преломляясь искусственным светом, сверкнул драгоценный камень.

И тотчас Алекс почувствовал, как в его спину вонзили одновременно несколько десятков стилетов. Стилеты вспороли кожу, пустили кровь.

Мужчина замер.

- Девушка, говоришь…

- Да, господин, - чутье лакея не подвело, и слуга по-тихому радовался.

Алекс развернулся и скрестил руки на мощной груди. Ему не требовалось смотреть, что именно держал в руке лакей. Он знал.

Свой подарок.

Челюсть свело от внутреннего напряжения. Пальцы сжимались в кулаки. Как не вовремя… Неужели его ночная гостья окончательно потеряла чувство самосохранения и заявилась к нему вновь? Он же ей четко сказал: «Встретишься на пути – сверну шею».

И он не шутил.

Он на самом деле намеревался её убить. По крайней мере, именно такого исхода заслуживала эта лживая, изворотливая тварь, что сегодня ночью осмелилась явиться к нему.

Что ж…

Вот и не надо ему ехать в ночи в Нижние кварталы.

Вот и нашлось ему развлечение.

Пусть пеняет на себя.

Она знала, к кому шла.

Отступить назад он ей не позволит.

Только не сегодня…

Улыбнувшись улыбкой, от которой даже у видавшего вида лакея застыла кровь в жилах, сказал:

- Зови.

- Сюда? – ни один мускул не дрогнул на лице лакея.

- Именно.

Он примет её в спальне.

Давно пора.

Время потекло мучительно медленно. Алекс, как не пытался отрицать очевидное, занервничал в ожидании гостьи.

Пришла… Она пришла…

Его ладони предвкушающе зачесались. От чего? От мысли, что сомкнутся на её очаровательной шее и сожмут её, перекроют кислород? Глупость, конечно. Он её не убьет. По крайней мере, не сегодня. А вот то, что поимеет, не вызывало сомнений. Никаких. Он её предупреждал. И если Вивьен Сапьен настолько самоуверенна, что отринула прочь чувство самосохранения… На губах Алекса появилась зловещая улыбка. Её проблемы.

Он даже не стал приводить себя в порядок. Так и остался ждать её с засученными рукавами белоснежной рубашки и с расстегнутыми верхними пуговицами. Его вид – оскорбление для любой молодой девушки. Но Вивьен оскорбить сложно. Практически невозможно.