Хейвен бегала по палате. Я вдруг задумалась, почему она никогда не летает? Привидения ведь должны летать над землей, а не ходить по полу. Во всех книгах, что я прочла до болезни, их описывали именно так.

Впрочем, если бы Хейвен видели другие – лекари и больные, – я бы даже не поняла, что она давно мертва, такой обычной она казалась. Ну, это если бы не помнила, как ее убивала.

Я помнила.

– Ты же понимаешь, что тебя не выпустят насовсем? – вдруг остановилась Хейвен. – После прогулки мы сюда вернемся.

– Когда ты уйдешь?

– Когда надо будет. Я же не знаю, почему я к тебе привязана.

– Потому что ты не существуешь. Я тебя придумала. От тоски и одиночества. А еще потому, что я больная. Тебя. Не. Существует.

Хейвен захныкала, села в противоположном углу, зажав уши, и начала раскачиваться. Она всегда так делала, когда я на нее кричала. Словно маленькая девочка. А ведь, когда она умерла, ей было около двадцати шести.

– Не! Существует!

– Кимберли! – раздался голос сестры-целительницы.

– Извините! – прокричала я в ответ. – Мы больше не будем.

А для Хейвен все-таки еще раз прошептала:

– Не существует!

Когда Хейвен расстраивалась, мы часами сидели молча. И если отвернуться, можно было сделать вид, что Хейвен здесь нет, я по-прежнему одна. Эта иллюзия позволяла на время забыться.

Мне вспомнился первый раз, когда она появилась. Я увидела ее на завтраке. Хейвен стояла вдалеке, неотрывно глядя на меня. А потом, подойдя, спросила:

– Привет, это ты меня убила?

Потом я потеряла сознание, а когда очнулась, она уже поселилась в палате. С тех пор почти два года мы не расставались. И несмотря на то, что частенько я приказывала ей навсегда уйти, Хейвен не слушалась. И в некоторые моменты я была даже рада ее присутствию. Кристина говорила, через Хейвен со мной говорит подсознание. А по мне, лучше бы оно молчало.

Перед завтраком пришла новая сестра-целительница. Она не слышала, как я кричала ночью, поэтому улыбалась.

– Я принесла для тебя сапожки, Кимми! Они чудесные.

– А завтрак? – нахмурилась я.

– Лекарь Дельвего велел привести тебя одетую к воротам, едва ты проснешься. На завтрак сегодня нет распоряжения.

– Ну вот, – надулась Хейвен, – мне это уже не нравится. Давай останемся?

– Ты же вчера уговаривала меня пойти!

– Я передумала!

– Вот и отлично, мне все равно плевать.

Сапожки были действительно чудо как хороши. С аккуратными бронзовыми заклепками, идеального размера, с блестящими новенькими кожаными пряжками.

– А причесаться? – попросила я.

Но щетки у сестры-целительницы не оказалось, а стрелки часов приближались к семи. Мы вышли на холодный весенний воздух, и я с любопытством рассматривала капельки росы на жухлой траве. Я так давно не видела росу, что забыла, как она пахнет. Ярко и свежо. Это был запах утра.

Меня не торопили, но в воздухе витало напряжение: Кристина явно просила привести меня как можно скорее. Однако я чувствовала, что, если буду торопиться, снова впаду в ступор. Я не выходила за пределы лечебницы два года, и сама мысль о том, чтобы снова войти в город, вызывала дрожь. Я была уже на грани.

И наконец переступила ее: словно налетев на невидимую стену, остановилась.

– Не пойду, – прошептала я.

– Что?! – Хейвен будто и забыла, что всего пару минут назад уговаривала меня не ходить. – Ким!

– Не пойду. Не пойду, Хейвен. Туда нельзя.

– Почему?

– Просто нельзя. Я чувствую, там… что-то плохое. Я всегда чувствую плохое.

Хейвен нетерпеливо притоптывала у входа в сад.

– Тогда надо выйти и проверить. Идем, Ким…

Она отступала назад, протягивая мне руку. С каждым шагом все отдалялась и отдалялась. Словно растворялась в утреннем тумане.