А Ивашко воротился от Еруслана прочь, и поехал ко царству царя Картауса Картаусовича и ко князю Лазарю Лазаревичу, и сказал ему от Еруслана посланные речи, и куда он поехал, и что добра коня себе добыл, что тот конь может ему послужить. И отец его князь Лазарь Лазаревич, и мати его Епистимия о сыне своем возрадовались о том, а Ивашка честно дарили великими дарами и отпустили его в чистое поле к своей службе, где ему преж дано приказанье у коней.

А Еруслан Лазаревич поехал в чистое поле. И ехал месяц, и другой, и третий, [и вот] наехал Еруслан Лазаревич в чисто поле рать силу побитую, и въехал Еруслан Лазаревич в тое ратное побоище, и крикнул громко голосом:

– Есть ли в сей рати жив человек?

И говорит ему жив человек:

– Государь Еруслан Лазаревич! Кого ты спрашиваешь или кто тебе надобен?

И говорит ему Еруслан Лазаревич:

– Брате жив человек! Чья рать сила побитая и кто ее побивал?

И говорит ему жив человек:

– Государь Еруслан Лазаревич! Та рать-сила побитая лежит Феодула царя змия, а побивал ее князь Иван русский богатырь, а [требует] у него прекрасную царевну Кондурию Феодуловну, а желает ее за себя взять неволею.

И говорит ему Еруслан Лазаревич:

– Брате жив человек! Далече ли его [догонять]?

И говорит ему жив человек:

– Государь Еруслан Лазаревич! Недалече его доезжать, князя Ивана русского богатыря: объедь ты сию рать-силу побитую, и уведаешь конный след.

И Еруслан Лазаревич объехал рать-силу побитую и нашел ступь конскую, ископыть, – скакано с горы на гору, долы и подолки вон выметываны. И Еруслан Лазаревич поехал тем же путем и стал скакать с горы на гору, долы и подолки вон выметывал; и говорит сам себе: «Конь коня лучше, а молодец молодца и подавно удалее!»

И едет месяц, и другой, и третий, и наехал в чисте поле шатер стоит, а у бела шатра добрый конь стреножен, на белой [кошме ест] белоярую пшеницу. И Еруслан Лазаревич припустил добра коня Араша вещего к тому же корму, а сам пошел в бел шатер, видит: в белом шатре опочивает млад молодец замертво. И Еруслан Лазаревич вынул саблю булатную и хочет его скорой смерти предати; а сам себе подумал: «Не честь мне будет, не хвала, что сонного убить: сонный человек аки мертвый». И Еруслан Лазаревич лег опочивать в шатре на другой стороне и уснул крепко. И князь Иван русский богатырь пробудился и вышел из шатра вон, и посмотрел на свой добрый конь, а его добрый конь далече отбит и щиплет траву в чистом поле, а на белой кошме чуж конь незнаем и ест белоярую пшеницу. И князь Иван русский богатырь вошел в шатер и посмотрел, а в беле шатре, на другой стороне, спит млад молодец; и князь Иван русский богатырь вынул саблю булатную и хочет его смерти предать, а сам себе подумал: «Не честь мне будет, не хвала молодецкая сонного человека убить: сонный человек аки мертвый». Учал будить:

– Встань, человече, пробудись – не для ради моего буженин, для ради своего спасения! Не ведаешь, что не по себе товарища избираешь. За то рано напрасною смертью умрешь! За что лошадь свою к чужому корму припущаешь, а сам, не спросясь, в чужой шатер ходишь? За то люди напрасно много крови проливают. И как еси тебя зовут по имени, и откуда едешь, и какого отца сын?

И говорит ему Еруслан Лазаревич:

– Господине князь Иван русский богатырь! Яз еду от Картаусова царства, отец у меня князь Лазарь Лазаревич, а мати у меня Епистимия, а меня зовут Ерусланом; а добра коня к чужому корму припустил, что ему стоять без корму не годится, а твоего коня прочь не отбивал. Что ты говоришь, то не гораздо ладно: когда бывают люди добрые, [то] и они прежде худых речей пьют и едят, и потешаются, и в чисте поле разъезжаются. Есть ли у тебя, князь Иван русский богатырь, чем воду черпати?