У меня от беспокойства за моего ученика сжалось сердце, не думала я, что Наместник не сможет отстоять его интересы. Я-то обрадовалась, когда увидела, что Ахматхан вернулся в гостиницу. Конечно, они с Рустамом Расуловичем пробыли у жандармов большую часть дня, но они же могли за это время решить все вопросы? Или непогашенная судимость моего ученика позволяла сваливать на него преступления, к которым он даже не имел отношения.
- Почему тюрьму? - Подбежал Сулейман к Наместнику. – Па, Ахматхану нельзя в тюрьму! И кто его хочет посадить? Это из-за бандитов возле гостиницы. Но он же ничего не сделал! Папа, срочно летим в Каравулаг! – Дергая Наместника за руку уже с истеричными нотками в голосе, кричал Сулейман. – Нам надо в Каравулаг!...
- В Каравулаге меня и посадят. - Сказал Ахматхан.
Под пристальными взглядами всех, кто находился в гостиной, он скинул с дивана чехлы с одеждой и сел, сложив руки на груди.
И Сулейман подбежал уже к нему:
- Почему тебя в Каравулаге посадят? Ты же хороший. – Голос Сулеймана дрожал. Он присел возле брата на пол и начал гладить его по локтю. – За что тебя сажать? А?
- А ты не понимаешь? - Спросил Ахматхан.
Сулейман быстро закачал головой. Но не понимали сейчас Ахматхана все, даже Наместник.
- Мы скоро вернемся домой. – Начал объяснять Ахматхан. – И кто-нибудь из талтаев обязательно попрекнет тебя тем, что ты носил в столице бабскую одежду. Я твой брат, и буду обязан смыть этот позор кровью. Конечно, Хамзат и сам мог бы прибить особо болтливых… Но он отвечает за семейные дела, и за отцом он смотрит лучше, чем я. Так что придется мне очищать твое имя от грязи.
Мне показалось, что Ахматхан подавляет улыбку. Но Сулейман, переживая из-за его слов, ничего не замечал:
- Зачем кого-то убивать? Можно же объяснить, что это не бабская одежда, а молодежный стиль…
- Очень этот молодежный стиль похож на бабский. И талтаев ты переубедить не сможешь. - Сказал Иса Сулейману.
- Ну, они же не правы. А я прав! – Сказал Сулейман с уверенным видом. Только взгляд подделать было невозможно. Он не был сейчас уверен в себе, и боялся потерять Ахматхана.
- Ты не прав, когда одеваешься вызывающе, Сулейман. Мы не русины и не можем одеваться как они. И ты не прав, когда краситься и носишь женские украшения. Если ты своим поведением запускаешь сплетни, то это отражается на всех нас. - Терпеливо объяснял Али. - Мы же талтаи, и мы не забываем чужих ошибок.
- Я же не знал! Я думал, что для дела можно нарушить правила. - Подскочив на ноги, сказал Сулейман.
- Это логика Хамзата. – Ответил ему Иса.
А Ахматхан говорил с Сулейманом, как всегда, мягко, максимально сглаживая смысл некоторых фраз:
- Брат, я же тебе говорил, что давать людям повод для дурных предположений и лживых речей - большой грех. Некоторые из таких слов могут запятнать честь человека. И даже кровью отмыть эту грязь получается не всегда.
Сулейман выглядел виноватым и очень удивлённым услышанным. Хотя только в моем присутствии, после нашего возвращения в Каравулаг из столицы, братья не меньше десяти раз говорили ему не одеваться, как столичные модники. Ведь тогда его вид может вызвать осуждение у талтаев и породить в людях дурные мысли. А Ахматхан постоянно повторяли, что нельзя уподобляться иноверцам.
Почти перед каждой трансляцией канала "Мустафа Талтай" Сулеймана просили одеваться в привычную для талтаев одежду, не носить рваные и броские вещи. Ему объясняли, что модный среди молодежи столичный стиль противоречит традициям талтаев. И если Ахматхан объяснял все спокойно, приводил доказательства своих слов из Священного Писания и различные примеры из жизни, то другие братья открытым текстом говорили Сулейману, что он их позорит, что им стыдно находиться с ним в одном помещении.