— По ком бы не судил, вы в полном пролёте. И по шкале романтики, ноль у тебя и обалденного Гадова.

Так-то!

— А знаешь почему? — она вспыхнула ярким румянцем, в меня тыкая пальцем.

— Конечно! Вы не подходите друг другу.

Спасибо, что спросили. Всегда, пожалуйста. Обращайтесь ещё!

— Вот и не угадал! Мы в парке только разминались, сдерживали себя. А что было потом… Ты видеть не мог! Зато я никогда не забуду.

Охренеть!

Мне и того, что видел, с головой хватило.

Они там почти что целовались, Гадов тёрся и лапами к Лине тянулся. Думал, если вату глупышке купил, так можно её обнимать? Прибить гада мало.

Сейчас глядя на неё, я боролся с навязчивым бешенством.

Что там у них уже было? Не так уж и долго гуляли.

И где успели? В машине Эда? По дороге? Во дворе?

Зашибись!

— Ничего крышесносного у вас быть не могло. Тогда бы ты говорила об этом совсем по-другому.

Внутри меня сомнения точили.

Врёт или правда? И как мне понять?

— Ветров, я не знаю, как нужно такое рассказывать. И не собираюсь, так и знай!

Хмыкнула и развернулась к пылесосу. А у меня внезапно созрел план.

Ну как план, помешательство явное.

— Подожди с уборкой, Лина, — отодвинул подальше средство, которым могу получить, и тогда продолжил: — О чём-то больше обнимашек не говорят, а чувствуют… до мурашек, каждой клеточкой тела. Желают приблизиться. Молят о продолжении, и хотят не просто запомнить, а повторить ещё… ещё…

С каждой фразой я надвигался на неё всё ближе и ближе, загоняя к стене.

— Лев, ты что задумал? — её карамельные глаза распахнулись, а голос сорвался на хрип.

— Хочу, чтоб ты почувствовала, каким бывает поцелуй.

Только один, чтоб поняла. Разок и всё. Оправдывал так свой голодный приступ атаки на девичьи губы.