Видения моего отца вдохновили его получить западное образование с конкретной целью – попыткой построить просветлённое общество. Он изучил английский язык в Индии и в 1963 году поехал в Англию учиться в Оксфорде, где он окунулся в изучение богатой традиции западной философии и сравнительного религиоведения. Он изучал теологию и проявлял большой интерес к искусству Японии, в том числе цветочной композиции и каллиграфии. Не имея дома, находясь в изгнании, он нашёл путь к познанию и ассимиляции.

Я не хочу сказать, что ему было легко потерять своих друзей, дом и страну. Он проходил через периоды большой неуверенности, и временами он активно подвергал сомнению свою идентичность. Прибыв в Оксфорд, мой отец всё ещё носил платье тибетского монаха. По иронии судьбы, представляемая им традиция, подлинность которой насчитывала тысячи лет, в это время считалась эксцентричной. В реалиях нового окружения он, почитаемая фигура духовной иерархии, стал считаться маргинальной и подозрительной личностью, которую не понимали и увешивали ярлыками. Он мне говорил, что его спрашивали не «Кто ты?», а «Что ты?». И он на это отвечал: «Я человек».

Было бы неудивительно, если бы после таких ударов судьбы, грубости и цинизма людей мой отец стал сомневаться в шамбалинском принципе изначального добра. Это было бы понятным и даже допустимым. Было бы естественным прийти к заключению, что человеческая жизнь есть одиночество, несчастное, мерзкое, жестокое и короткое, как это сделали Гоббс и другие философы. Но даже в тяжёлые времена отец сохранял свою убеждённость в изначальном добре. Действительно, его межкультурное путешествие ещё больше убедило его в необходимости провозгласить свою идею именно для этого века сомнений и цинизма.

До конца своей жизни отец работал над пробуждением других к изначальному добру. Он был основной силой, представившей учения тибетского буддизма современному миру, но его не удовлетворяло просто считаться духовным учителем. Скорее, он чувствовал, что его призвание было быть сакьонгом, «защитником земли», и помочь человечеству в целом. Поэтому он представил учение пути воина Шамбалы, которое подчёркивает связь с нашей человечностью, признание нашего врождённого добра и общение через доброту и отвагу как средства установления хорошего, просветлённого человеческого общества.

В тот ключевой момент, когда отец пристально смотрел на меня тем утром, я понял, что он просил меня взять ответственность за это глубокое видение, которое было так дорого его сердцу, всему его существу. Это видение – самое естественное желание жить в хорошем человеческом обществе – поддерживало его на протяжении всей его яркой и бурной жизни, и сейчас он просил меня как защитника земли сохранить его.

После этого судьбоносного разговора с отцом я также проходил сложный и порой тернистый путь понимания и примирения с человеческой природой. Так же, как и у отца, на моём пути принцип изначального добра подвергался испытаниям, когда я переживал страдания и агрессию нашего мира. Понимая свой долг защитника земли – защищать природу человека от сомнения и разочарования, – я пришёл к выводу, что защищать землю значит защищать сам дух жизни.

В человечестве есть добро, живое и невредимое, но в наше время оно окутано тьмой неуверенности и страха. Если, немного поразмыслив, мы поймём драгоценность нашей жизни и связи с другими, мы сможем начать чувствовать добро, которое поддерживало нас всё время. В этот, казалось бы, незначительный момент, когда мы чувствуем наше собственное добро, происходит тектонический сдвиг. Освобождённые от сомнений относительно нашей собственной природы, мы видим обширный новый горизонт человеческих возможностей.