Когда девушки облачились в свои вещички, Александр Геннадьевич усадил их перед собой и торжественно сообщил, что они ему подходят. Это означало, что в следующий понедельник они должны явиться сюда же с паспортами и справкой из вендиспансера, красиво подбритыми лобками, разгоряченными лонами, разработанными анусами (для этого каждой из них выдали по паре фаллоимитаторов разных калибров) и желанием стать порнозвездами.

Услышав такое, Кэт приуныла, поскольку ничего кроме паспорта и справки предъявить режиссеру не могла. На интимную прическу у нее не было денег, лоно ее, отвыкшее от секса, было холодным, как айсберг, совать в себе латексную дубинку, чтобы разработать «рабочие» места, она страшилась, а уж о карьере порнопринцессы она тем более не мечтала. Да и следующий понедельник Кэт не очень подходил! Ей хотелось приступить к делу прямо завтра, чтобы сразу же получить гонорар и благополучно его потратить на новые башмаки (старые держались на честном слове и клее «Момент») и нехитрые продукты – раньше ей кое-что перепадало из ресторанной кухни, но за неявку на рабочее место ее, наверняка, уже уволили, и до понедельника надо только чем-то питаться. Однако у Кэт хватило ума оставить свои думы при себе, а режиссера заверить в своей готовности явиться в понедельник в полном ажуре. На том и распрощались.

До следующего понедельника Кэт кое-как дотянула.

Едва она переступила порог студии, как ее буквально скрутил Александр Геннадьевич и потащил в уголок с креслом, чем-то напоминавшем гинекологическое, возле которого крутилась вертлявая черненькая барышня в тонких медицинских перчатках. «Врач, – решила Кэт. – Гинеколог. Сейчас осмотр будет проводить...». Но она ошиблась – брюнетка оказалась гримершей. Затолкав Кэт на кресло и устроившись между ее ног, она стала замазывать раздражение после неумелого бритья и маскировать шрам от аппендицита. Пока она делала свое дело, Александр Геннадьевич торопливо объяснял Кэт, что прямо сейчас она должна будет выйти к камере и сыграть роль Госпожи.

– Кого? – переспросила Катя удивленно, поскольку на ум ей сразу пришла госпожа Бовари, но она сомневалась, что Александр Геннадьевич собирается снимать фильм о ней.

– У нас сейчас садо-мазо сцена, – он дернул плохо выбритым подбородком в сторону освещенной софитами площадки, посреди которой красовалась самая настоящая дыба. – Два артиста – раб и госпожа. С рабом все в порядке – паренек проникся, поскуливает, а девка, – режиссер зло ткнул костяшкой согнутого пальца в сконфуженную голую девицу, державшую в руках плетку и ворох кожаной одежды, – никак в образ войти не может. Не бьет, дура, а гладит... – Он жестом приказал горе-актрисе сложить барахлишко на диван, а самой убираться с глаз долой. – Был бы просто поточный фильм, я бы плюнул, а это заказуха, сечешь? – Кэт не очень-то секла, но предположила, что Александр Геннадьевич имеет в виду кино, снятое по специальному заказу какого-нибудь озабоченного богатея и на его же деньги. Она оказалась права: – И если заказчику не понравится, придется переснимать, а то и часть денег возвращать, кому это надо?

Кэт покивала, соглашаясь с тем, что это никому не надо, после чего отправилась одеваться. Режиссер кричал ей вслед:

– Лупи этого чмыря посильнее. Чтоб красные полосы оставались. В заказухе главное – натурализм, поняла? – Кэт вновь кивнула, а он добавил: – Полупишь его малость, потом сапоги заставь лизать...

Кэт брезгливо передернулась, но продолжала молча внимать. Когда же все инструкции были получены, а она одета, съемка началась.