Правотворческая и правоприменительная деятельность осуществляется в соответствии с принципами правовой определенности и надлежащей правовой процедуры.

Принцип правовой определенности^>177 предполагает стабильность правоотношений, правового положения и приобретенных прав и конкретизируется в следующих принципах:

– нет преступления и нет наказания, не предусмотренного законом;

– закон обратной силы не имеет;

– неопубликованные законы не применяются;

– незнание закона не освобождает от ответственности;

– последующее отменяет предыдущее;

– договоры должны соблюдаться;

– презумпция виновности надлежащего ответчика в гражданском процессе;

– презумпция конституционности закона, законности подзаконного акта и правомерности судебного решения;

– уважение окончательного судебного решения (res judicata);

– уважение законных ожиданий.

Принципы надлежащей правовой процедуры постулируют, что никто не может быть лишен жизни, свободы или имущества иначе как по решению суда и никто не может быть судьей в своем деле; эти принципы требуют состязательности судебного процесса и равноправия участвующих в нем сторон.

Все указанные принципы права^>178 логически взаимосвязаны и непротиворечивы. Именно они должны определять содержание позитивного права независимо от способа и уровня его установления и обеспечения, и именно на их основе может быть достигнута согласованность регулирования гетерархичного правового универсума современного мира.

Л. Е. Лаптева

Формирование правового мышления пока еще признается одной из важнейших задач юридического образования. А. И. Овчинников, автор интересной монографии, посвященной этой проблеме, выделяет «три основных принципа, которые должна учитывать высшая школа юриспруденции в ХХI веке: «расширение контекста восприятия права», «понимание через применение», «разделение смысла и значения»^>180. Под первым понимается «внедрение в юридическое образование глубокой философско-культурологической основы»; под вторым – «единство понимания и применения» понятий, текстов, социальных действий; под третьим – то, что значение и смысл суть разные единицы человеческого общения, из чего следует невозможность одинакового для всех восприятия социальной действительности»^>181.

Знаменательно, что в приведенной триаде на первом месте стоит не практика, а философско-культурологическая основа, без которой невозможно понимание эволюции права, той традиции, из которой вырастает действующее законодательство. При этом можно согласиться и с О. В. Мартышиным, который, в свою очередь, обвиняет современные учебники теории права и государства в формализме и догматизме, затрудняющих понимание сути предмета^>182. Действительно, большинство курсов теории лишено необходимой меры историзма, что методически неверно, поскольку соответствующий предмет читается на первом курсе юридических факультетов, а вчерашним школьникам нелегко сразу освоить предлагаемый высокий уровень абстракции. Учебные курсы по отраслевым дисциплинам тоже чаще всего обходятся без исторической части, отчего слушатели (а иногда и сами преподаватели) не всегда в состоянии объяснить, каково происхождение тех или иных норм или институтов.

Между тем, понимание логики той или иной отрасли права немыслимо без знания ее истории. Ф. В. Тарановский так рассуждал о взаимоотношении истории, догмы и политики права: «История – изучает закономерное развитие права в связи с внешней средой его – обществом. Догматическая юриспруденция сосредоточивается на вопросах de lege lata, конструирует и систематизирует действующее право для целей судебного и внесудебного его применения. Политика права простирается на вопросы de lege ferenda, ставит цели правовому творчеству, изыскивает лучшие пути его осуществления и этим служит практической задаче законодателя… Невзирая на отмеченные различия, между тремя указанными частями научного правоведения существует самое тесное общение. Каждая из них в отдельности неизбежно пользуется двумя другими в качестве вспомогательных дисциплин»