Уже после кончины Екатерины граф Растопчин, разбирая по указанию нового самодержца бумаги покойной, найдет записку Алексея Орлова: «Матушка, милосердная государыня. Как мне изъяснить, описать, что случилось, не поверишь верному своему рабу. Но, как перед Богом, скажу истину. Матушка! Готов на смерть идти, сам не знаю, как беда случилась. Погибли мы, коли не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руку на государя. Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором (Барятинским. – И. С.), не успели мы разнять, а его уже не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хотя для брата. Повинную тебе принес и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее кончить. Свет не мил, прогневали тебя и погубили души навек».

Граф немедленно снял с сенсационной записки копию (она-то и дошла до потомков), а подлинник отдал Павлу. Тот почувствовал явное облегчение: поверил, что матушка не приказывала убивать. Но записку почему-то сжег. Чтобы потомки не узнали правды? Если это, конечно, правда…

Екатерину подозревал не только сын. Кровь мужа несмываемым пятном всю жизнь оставалась если не на ее совести, то на репутации уж наверняка. Почему же не обнародовала эту записку, почему не наказала виновных? Ее недоброжелатели объясняют просто: или сама была виновата, или боялась расправляться с убийцами, которые слишком много знали. К тому же это они возвели ее на престол.

А почему бы не допустить другое: она умела быть благодарной и верной, не могла предать друга, доверившегося ей. Даже ради того, чтобы снять с себя страшное подозрение. Кстати, если бы обнародовала, если бы наказала публично, вряд ли многие поверили бы самозванцу Пугачеву.

Правда, ничто не мешает предположить, что Алексей Григорьевич написал эту записку специально, чтобы реабилитировать царицу. Он был предан ей беспредельно и всегда заботился о ее репутации больше, чем она сама. Свою верность и свою готовность идти ради нее на все он докажет не только воинскими подвигами, но и не самым красивым, но необходимым для ее спокойствия поступком, заманив в свои сети «княжну Тараканову», когда та объявит себя дочерью Елизаветы Петровны и законной претенденткой на русский трон, доставив немало неприятных минут могущественной, но «беззаконной» владычице России.

Но вернусь к мотивам, заставившим Екатерину Алексеевну решиться на переворот. Первый, не спорю, – желание властвовать. Достаточно вспомнить ее откровенное признание в письме к Уильямсу: «Я буду царствовать или погибну». Она ведь действительно шла на огромный риск: победи Петр – ее участь была бы не лучше той, что постигла его. Только она в случае неудачи обрекла бы на мучительную гибель не только себя, но и всех, кто ее поддерживал.

Был еще и личный мотив: Петр III мог вот-вот отправить ненавистную супругу в монастырь или в крепость, где уже третье десятилетие томился сброшенный с престола Елизаветой Петровной законный император Иоанн Антонович. Кстати, вместе с матерью Петр готов был отправить и сына, Павла Петровича, поскольку, во-первых, в своем отцовстве сомневался, а, во-вторых, какой же мужчина любит детей от ненавистной женщины?

И все же, смею утверждать, был еще один мотив, высокий и благородный, который и представляется мне первостепенным. Этот мотив – тревога о будущем России, желание и готовность сделать для этой страны все, что позволят силы и талант. А ни в своих силах, ни в своем таланте она не сомневалась ни минуты.