Наверное, начальник серьезно занимался каким-то спортом, потому что через некоторое время он все-таки смог отделить меня от ограждения. А затем поскорее, пока я не успела снова схватиться за перила, перехватил мои запястья. Однако как мужчина ни пытался развернуть меня и подтолкнуть к ковру, ноги все еще отказывались двигаться.
— В следующий раз я надену вам на глаза шоры, как лошади, чтобы вы не видели, куда идете, — наконец, с досадой пробормотал он и, вдруг нагнувшись, подхватил меня на руки.
— Я не против, — просипела я и для верности вцепилась в шею господина Сориа так, что тот покачнулся.
Мне почему-то показалось, что сейчас начальник перебросит меня через перила. Вдруг он разозлился, что я его позорю?! Однако на лице господина Сориа читалась лишь легкая обреченность. Такая бывает у родителей неуправляемых детей, которые приводят свое чадушко на детскую площадку, где оно радостно жрет песок, лезет на дерево и падает оттуда на головы другим людям. Похоже, начальник уже тоже понял, что командировка будет не из легких. Я вдруг забеспокоилась, что после нее меня, как проблемного секретаря, могут уволить. А чем я тогда буду платить за квартиру? А на что жить? Надо прикинуть варианты… Лучше буду думать об этом, чем вспоминать о пугающей пустоте под нашими ногами, от которой нас отделяет лишь ненадежный мостик!
Господин Сориа, вероятно, тоже задумался о шаткости трапа, потому что резко ускорился и, в два шага преодолев сходни, ступил на ковер-самолет. Тут же стало чуть спокойнее, потому что ковер был гораздо больше и, как мне казалось, прочнее, чем сходни.
— Ваш билет, — заступившая дорогу стюардесса ничуть не удивилась тому, что один пассажир несет другого. С трудом разжав сведённые судорогой пальцы, я протянула ей сначала свой билет, а потом и документы начальника, которые пришлось вытащить из нагрудного кармана его пиджака. — Молодожены! — с понимающей улыбкой кивнула девушка, углядев в паспорте свежий штамп. — Прошу, вам сюда!
После ее слов другие пассажиры, до этого глядящие на нас с неким подозрением, расслабились, а откуда-то даже раздались жидкие хлопки. Я криво улыбнулась, чувствуя, как лицо заливается густой краской. Боги, вот я опозорилась! Теперь господин Сориа поймет, что я никогда не летала на ковре-самолете, и сочтет меня настоящей провинциалкой…
— Можете отпускать, — тихо процедил мужчина, и я встрепенулась. Господин Сориа уже успел дойти до наших мест — пухлых мягких кресел на полу, то есть, ковре. Сейчас мужчина безуспешно пытался отцепить мои руки, которые обвили его, как лапы ленивца — любимый эвкалипт.
— Да, простите, — неловко пробормотала я и, наконец, смогла расцепить пальцы.
К чести мужчины, он придержал меня, чтобы я не свалилась кулем на пол. Деловито одернув жакет, я попыталась принять независимый вид. Ничего страшного не произошло. Подумаешь, собственному начальнику пришлось волочь меня на себе, словно я — перепивший гоблин.
Украдкой бросив взгляд на мужчину, я обнаружила, что он с невозмутимым лицом листает журнал, пытаясь сделать вид, что вовсе не знаком со мной. А вот люди в соседних рядах, наоборот, с умилением пялились на нас, а кто-то даже украдкой пытался сфотографировать. Ой!
Заслонив пылающее от стыда лицо журналом, я еще слышно прошептала:
— Извините… И спасибо.
Все-таки он помог мне…И даже не ругался за то, что я оказалась совершенно неприспособленной к воздушным путешествиям. Или, может, это он на публике сдерживается, а потом к-а-а-к наорет?
Мученически вздохнув, мужчина все-таки отложил журнал.