Но она не сделала ни шагу. Уперев подбородок в изгиб рогов лиры, Эмма погрузилась в воспоминания.

Это случилось уже более года назад. Она открыла клетку, в которой пленного Ролло вез её дядя герцог Нейстрийский. А Эмма освободила его. Она не могла не сделать этого, ибо их судьбы переплелись самым странным и причудливым образом, и, ненавидя Ролло, она тем не менее страдала, зная, что того ждут пытки и страшная казнь. Но едва Эмма помогла ему освободиться, в ту же секунду она сама оказалась его пленницей.

– Как ты мог так поступить со мной?! – кричала она, вырываясь из его железных объятий, когда могучий конь уносил их прочь от лагеря войск Роберта Нейстрийского.

Ролло же отмалчивался, направляя скакуна на север, и лишь крепче сжимал её стан, когда она начинала метаться в седле. В конце концов Эмма немного успокоилась, смирившись с неизбежным, и внезапно с изумлением почувствовала, что рада тому, что они вместе. Руки викинга были властны, но в них была и успокаивающая надежность, а сердце подсказывало, что её похититель не причинит ей зла. Они столько пережили вместе, что все, сделавшее их врагами, словно далеко в прошлом. Ролло не раз спасал и защищал её, рискуя при этом своей жизнью. Поэтому, успокоившись, Эмма поудобнее устроилась на коне перед ним и заявила, что намерена вздремнуть, раз изменить ничего нельзя. Ролло на это лишь негромко рассмеялся, добавив:

– Больше всего, Птичка, мне нравится в тебе то, что никогда не знаешь, что взбредет тебе в голу.

Он, как всегда, пытался подразнить её, но Эмму это не задело, ибо в голосе его была теплота. Она ощутила, как викинг расправляет складки её плаща, заботливо укутывая её, а затем почувствовала легкое прикосновение к волосам, растерянно поняв, что, по-видимому, это поцелуй. Почти отеческий, как те, которыми награждал её аббат Радон, её воспитатель… А Ролло замучил его, допытываясь, где хранится золото монастыря… Нет, она не станет думать об этом. Надо продолжать жить. И, возможно, рядом с Ролло.

Весь остаток пути она продремала в его объятиях, пока на рассвете вдали не показалась земляная насыпь с частоколом – древний город Лаваль, в котором теперь хозяйничали норманны, подвластные Ролло.

На этом безмятежное очарование и окончилось. Ролло, едва соскочив с коня, направился к бурно приветствовавшим его воинам, веселый и оживленный, будто и не проделал долгий путь верхом после изнурительного франкского плена. На испуганно озиравшуюся девушку он даже не глядел, а когда его соотечественники полюбопытствовали, кто эта рыжеволосая, небрежно бросил: подарок для младшего брата.

Тогда Эмма еще не знала языка северян и не догадывалась о своей участи. Оставаясь в полном неведении, она, утомленная дорогой, крепко уснула в отведенном ей срубе, а когда проснулась, узнала, что Ролло уже покинул Лаваль. Эмма не сразу поверила в это, сердилась и требовала немедленно позвать его к ней. Седоусый кряжистый норманн с бритым по франкскому обычаю подбородком, усмехаясь, молча глядел на нее, а затем заговорил на самом ломаном франкском наречии, какое только Эмме доводилось слышать:

– Твой господин Ролло Нормандский отбыл в свой город Ру Хам. Меня зовут Ботольф Белый, но франки прозвали меня Ботто. Можешь и ты называть меня так. Именно мне многославный Ролло препоручил доставить тебя в Ру Хам, к его брату Атли, который возжелал тебя. Что ж, давно пришла пора младшему из братьев обзавестись своей женщиной…

Эмма отказывалась верить. Действительно, Ролло не раз говорил ей, что она принадлежит его брату. Но неужели он готов отдать ее Атли после всего, что они пережили вместе? Ведь Ролло не щадил себя, оберегая её, он был так заботлив… И так смотрел на нее!.. «Власть всегда была у тебя», – сказал он ей, и Эмма оказалась настолько глупа, что поверила, позволив этой отравленной стреле вонзиться в её сердце и убить в ней всю ту благородную ненависть, что стояла между ними. Больше того – она была готова принадлежать ему, отдать душу и тело!.. А он…