– Донна Лукреция, benvingut[29].
К моему удивлению, он заговорил по-каталонски. Он был худ, хотя нарочито одет именно так, как одеваются наемники: кожаный дублет с поясом-перевязью, на котором болтались кинжал в ножнах и кошель, хвастливо выставленные напоказ кружевные воротник и манжеты, сапоги с широкими отворотами, чтобы прятать мелкое оружие. У него были странные глаза – не голубые и не серые, а какого-то промежуточного цвета, наподобие сумерек. Из-под шапочки выбивались темные кудри. Он не блистал красотой: заячья губа уродливо искривила его рот, но я почувствовала в нем какое-то странное обаяние.
– Меня зовут Мигель де Корелла, я недавно приехал из Валенсии служить моему господину. Вы можете называть меня Микелотто. К вашим услугам, госпожа.
Он перешел на итальянский, и, услышав это, кардинал Сфорца раздраженно бросил:
– А скажи-ка мне, где же твой хозяин? Мы заранее известили о нашем приезде.
– Он ждет наверху.
Кардинал двинулся к ближайшей лестнице, и каталонец добавил:
– Но он хочет сначала приватно сказать несколько слов моей госпоже. В зале можно подкрепиться – стол накрыт, ваше высокопреосвященство.
С учтивостью, не уступавшей кардинальской, Микелотто встал между Сфорца и лестницей и так легко прикоснулся к моей руке, что я едва почувствовала.
Я одобрительно улыбнулась Пантализее и поманила Перотто:
– Присмотри, чтобы ей не было скучно.
Он покраснел: как я и предполагала, он неровно дышал к моей горничной.
Мы с Микелотто, который шел сзади, поднялись по лестнице, где верхняя галерея с крашеными свесами соседствовала с жилыми комнатами. По всему было видно: обитатели сюда въехали недавно. В коридорах повсюду валялась упаковочная солома, там и здесь стояли пустые кофры, перевернутые короба. Вероятно, хозяин обладал средствами – об этом говорили лежавшие у стен зала свернутые гобелены, тканые турецкие ковры на столах.
Микелотто налил кларета из серебряного графина.
– Позвольте узнать, кому я обязана такой честью? – спросила я, когда он протянул мне кубок.
Его заячья губа растянулась в улыбке. Чуть поклонившись, он, пятясь, вышел из комнаты.
– Лючия…
Я развернулась и глазам своим не поверила: ко мне шел Чезаре.
Закругленный ворот его рубахи обрамлял шею, черный бархатный дублет обтягивал тело; я сразу же увидела, что он прибавил в весе. Еще он начал отращивать волосы – короткие рыжие кудри, как у херувимов Боттичелли, обрамляли его голову.
– Ты вернулся в Рим! Почему же мне не сказал?
– Хотел сделать тебе сюрприз. – Он обвел рукой комнату. – Тебе нравится мое новое палаццо?
– Ему не помешают некоторые улучшения, – услышала я свой голос и поморщилась.
Как он должен понять, этому дому далеко до палаццо Санта-Мария ин Портико. Плитка на полу потрескалась, а в углах потолка виднелись мокрые пятна.
– Не помешают. – Чезаре хохотнул. – Ты разочарована?
– Нет, – быстро ответила я. – Оно прекрасно. Но скажи, давно ты уже здесь?
– Почти месяц. – Он увернулся, когда я замахнулась на него. – Ну-ну, – улыбнулся он. – Я хотел сказать тебе раньше, но отец настаивал, чтобы я хранил свой приезд в тайне, пока все не устроится.
– Не устроится? – Я топнула. – Какая такая тайна в том, что у моего брата палаццо в Риме?
Я сердито уставилась на него, но мой протест сник: он склонил голову и на уровне моих глаз оказался выбритый кружок у него на затылке.
– Ты принес обет…
Неожиданно печаль нахлынула на меня.
– Нет, ничего подобного. Я должен удовлетворять требованиям, чтобы занять пост нового архиепископа и папского кардинала в Валенсии. Должен выглядеть человеком, достойным надеть священный убор.