Император протянул дочери диск без подписи.

– Что это, папуль? – Оливия недоуменно покрутила диск в руке.

– Оль, тут дело такое. – Филипп уселся на стул эпохи Марии Фёдоровны. – С Испанией у нас сейчас отношения хуже некуда. Они без конца ко мне пристают, желают заручиться военной поддержкой для захвата Венесуэлы, всё твердят про возрождение былого величия Испанской империи. Бред. Я, естественно, в отказ, так они грозятся разорвать с нами дипломатические связи.

– И при чем тут я?

– При том, что король Испании окончательно взбесился, когда наши психологи срезали на кастинге принца Мануэля – оказывается, средний сын короля тоже хотел стать твоим женихом. Я тебя очень прошу – посмотри видеоинтервью Мануэля и, если он тебе не слишком противен, возьми его на конкурс.

– Неужели ты плетёшь закулисные интриги? – удивилась Оливия, но диск всё же включила. – Знаешь, папа, на тебя это совсем не похоже. Что за тайны мадридского двора?

– Прости, детка, политика – это такая мерзость, – вздохнул Филипп, глядя на экран, где эффектный испанский мачо с роскошной шевелюрой и рокочущим акцентом эмоционально рассказывал, как он будет дарить своей жене бриллианты и носить ее на руках.

– Эх, ладно, – решилась Оливия. – Запишу этого матадора в пятерку финалистов. Больше все равно некого, а так хоть тебе приятное сделаю.

– Спасибо, малыш, пойду обрадую дона Карраско! – Филипп запрыгнул на свой гиросктутер и был таков.

 ***

Спустя полчаса в дверь Малахитовой гостиной громко и требовательно постучали.

– Да‑да, заходите!

Двери впустили в гостиную горящую энтузиазмом Луизу в полыхающем цикламеном брючном костюме.

– Оливия, я к тебе с небольшим вопросиком… – Императрица спрыгнула с фиолетового гироскутера. – Ты любишь Париж?

– Париж? – удивилась Оливия. – Да я его толком и не видела, только из окна представительского лимузина. Вроде красиво. А что?

Луиза театрально упала в зелёное бархатное кресло. Оливия поморщилась от жуткого сочетания цветов и примостилась рядом на банкетке.

– Дело, моя дорогая, вот в чем. – Императрица заправила короткие черные волосы за ухо и доверительно наклонилась к падчерице. – Я тут кое-что узнала про твоего отца и про его планы на ближайшее будущее…

– Он хочет отречься от престола, – сказала Оливия.

– Что, все об этом знали, кроме меня? – возмутилась Луиза.

– Нет, папа мне ничего не говорил, я просто предположила, – Оливия пожала плечами. – Традиция все-таки. Никуда мне от нее не деться.

– Ну, и что ты об этой перспективе думаешь?

Оливия не собиралась раскрывать душу перед мачехой и потому холодно улыбнулась:

– Будь что будет.

– Скажи, деточка, неужели ты никогда не мечтала быть такой, как все? – понизив голос, спросила коварная Луиза. Темные глаза сканировали душу цесаревны. – Неужели тебе никогда не хотелось жить беззаботной, легкой жизнью? Без государственных проблем, без неподъемной ответственности? Неужели тебе никогда не казалось, что этот трон задушит тебя как индивидуальность? Неужели ты никогда не думала: как хорошо было бы отпустить поводья и скакать, скакать куда глаза глядят?

Цесаревна молча отвела глаза. Взгляд ее невольно упал на фотографию Пегаса, стоявшую на малахитовом туалетном столике. Она так мечтала покататься с ним по миру, принять участие в международных скачках! И, конечно, было бы здорово дослужиться до должности начальника колл-центра, она ведь даже записалась на семинар для младших сотрудников «Развиваем лидерские качества»…

– Ты со страхом ждешь своего двадцатишестилетия, признай это, – искушала Луиза. – Я же тебя с младенчества знаю, девочка моя дорогая. Ты знаешь, что после воцарения у тебя не будет никакой личной жизни. А папа собрался оставить тебе эту ношу и переехать в маленький домик на берегу Чёрного моря. Какая несправедливость! Ты ведь даже не выбирала политику своей профессией. Тебе просто не повезло родиться Романовой.