– Элли? – осторожно позвала Лотти, проходя на середину обновленной комнаты. Ответа она не дождалась; за закрытой дверью просторной ванной гулко бухали басы. – Элли! – крикнула она громче.

– Я тут! Ты… не могла бы мне помочь? – эхом донесся голос соседки.

– Комната просто преобрази… О боже! – Лотти поспешно зажмурилась.

Элли в одних трусиках стояла у овальной ванны; ее волосы густым слоем покрывала черная краска, по шее и плечам спускались грязные потеки, при этом медальон с волком она не сняла.

– Прости, что вломилась, – пробормотала Лотти, пылая от смущения.

– Расслабься, – непринужденно засмеялась Элли, – мы же с тобой одного пола. Я не стеснительна. – Послышался плеск воды: она включила ручной душ. – Заходи, поможешь мне смыть краску.

Удивляясь самой себе, Лотти склонилась над ванной, до этого белоснежной, и послушно принялась вымывать черную краску из волос полуобнаженной девочки, которую знала всего день с небольшим. Эти манипуляции она выполняла впервые, и весь процесс – нанесение шампуня, аккуратное массирование головы, тщательное промывание каждой пряди – казался ей глубоко интимным. А ведь еще нужно было следить, чтобы температура воды оставалась комфортной!

– Отлично справляешься, – бодро заметила Элли, когда Лотти в последний раз выдавила из тюбика шампунь. – Точно раньше этого не делала?

– Точно. Дома у меня не было подружек.

Помолчав, Элли с неожиданной грустью сказала:

– У меня тоже.

Нотки в ее голосе явно свидетельствовали о том, что она хорошо понимает Лотти.

Не говоря ни слова, девочки молча продолжили, глядя, как смешанная с водой краска собирается у сливного отверстия в грязную лужицу. К облегчению Лотти, Элли пожалела ее уши и переключилась на менее тяжелую музыку, включив альбом группы «Велвет андеграунд».

– Прости, что вчера насвинячила, – неожиданно произнесла она – тихо, но вполне отчетливо. – И что запачкала твою игрушку.

– Мистера Трюфеля, – тут же сообщила Лотти.

– Ну да, мистера Трюфеля, – слабо улыбнулась Элли.

Лотти не знала, что еще добавить. Остатки краски темными дорожками стекали по затылку и белой шее Элли. Она отвела лейку душа в сторону и посмотрела на Лотти. Сейчас – без макияжа, с откинутыми назад волосами, почти голая, жилистая и плоскогрудая – она легко сошла бы за мальчишку, однако в ней не было ничего мужского; фигура у нее была тонкая, почти бесполая.

– Большинству здешней публики все преподносится на блюдечке с голубой каемочкой, – сказала она с неожиданной серьезностью. – Они даже не понимают, как им повезло попасть сюда. Знай я, что ты учишься за счет социальной стипендии, я бы… – Голос ее дрогнул, она убрала с лица упавшую прядь. – Ты не такая, как остальные.

Лотти поймала себя на мысли, что как-то не думала в этом ключе. Всю жизнь она полагала, что исключительным людям полагается совершать исключительные поступки. Во время долгой и упорной подготовки к поступлению в Роузвуд ей было некогда размышлять, насколько легко оно далось другим ребятам. И хотя своей фразой «Ты не такая, как остальные» Элли сделала ей комплимент, Лотти услышала в этих словах лишнее доказательство того, что она неудачница.

– Ты отличаешься от прочих, потому что собственным трудом заработала право учиться в этой школе. Ты ценишь эту возможность и можешь извлечь из нее реальную пользу. – Элли широко улыбнулась. – Я рада, что нас поселили вместе.

Лотти окончательно растерялась. Весь последний год она отчаянно пыталась доказать, что достойна привилегии обучаться в Роузвуде наряду с остальными ребятами. Больше всего она мечтала стать им ровней, а теперь эта сумасбродная девчонка утверждает, что, наоборот, они должны тянуться за ней. Нет, такой подход Лотти не устраивает; она не вправе проявлять самодовольство и не позволит Элли противопоставить ее всей школе. Мало ли, что там себе напридумывала соседка! Тем не менее, вслух она произнесла: