- Лучше сядь, чтобы выглядеть еще более жалостливо! – заметила я, подтаскивая головешки. – Скрючься! Молодец! Сиди пока, а я посмотрю со стороны! Кружку поставь поближе к людям! И вой!

Я перепачкалась в саже и села рядом. Народ проходил мимо, бросая взгляды, преисполненные сочувствия, но не раскошеливались.

- Плохо! План переигрывается! Ты просто плохо воешь! Выть надо жалостливо! Учти, прибыль пополам! – сделала замечание я, слыша тихое подвывание. – Нет! Так дело не пойдет! Итак, поджимай под себя ногу! Да нормально поджимай! И лохмотья раздвинь, чтобы все видели! Вот! Вторую вытягиваешь вперед! И свое фирменное «ыыыыыы!». А ну давай!

«Помогите ветерану войны!», - вывела я, отплевываясь от свежей порции активированного угля. Табличка была установлена, а я уселась рядом, поглядывая на процесс. Какая-то сердобольная женщина в черном, бросила медяк мимо кружки, украдкой уронив слезу. Еще какая-то старуха принесла хлеба. А потом рог изобилия опустел. Прохожие сновали мимо, не обращая внимания на наш мемориал.

- Я тебя сейчас укушу! – возмутилась я. – Ну кто так руку тянет! Ты ее тянешь, как будто задушить хочешь, а надо робко, жалостливо, словно, просить для тебя унизительно! Ты у нас ветеран!

Ветеран-ветеринар зыркнул на меня чумазым лицом, а я закатила глаза.

- Хорошо! Пробуем мать-одиночку! Учти, ты – женщина, которую бросил муж! У тебя на руках ребенок! Ребенком буду я! Смотри на мужиков так, словно они – отец ребенка! Мол, это ты, козел? А, нет! Показалось! Вот-вот! Ты на него похож! Понял? – я уже тащила следующую табличку «Муж изменил и бросил с ребенком!».

Я лежала, свернутая в лохмотья и изображала детский плач. Дзень! О! Пошел финансовый поток! Еще один дзень! Отлично! Дзень-дзелень! Чудесно! Дзень, дзень…

- По законам королевства нельзя побираться с ребенком! – рявкнул кто-то, а я высунула мордочку из лохмотьев.

- Да что вы говорите? – возмутилась я, высовываясь еще немного, чтобы разглядеть местного юриста. – Где это написано? Покажите мне статью и пункт местной конституции?

- Эм… - стражник оторопел, склоняясь надо мной. – Это что такое?

- Если что, я – в папу! – гордо ответила я, пока у стражника шел долгий мыслительный процесс. Куда, правда, шел – неизвестно, но, видимо, туда, куда я его послала. От нас опасливо отошли, и снова отправились патрулировать улицы, изредка оборачиваясь в нашу сторону.

- Пять, шесть, семь…  - я двигала лапкой монеты. – Мало! Плохо! Очень плохо! Пора менять стратегию! Переходим на другой конец улицы! С этого момента ты – жертва политических репрессий! Потом найдем какой-нибудь кабак и возле него будем просить «На опохмел».  Если не сработает, то попробуем проверенное! Типа, ограбили, изнасиловали и так далее, а тебе нужны деньги, чтобы вернуться домой!

«Меня ограбили! Жена меня дома убьет, если вернусь без денег!», - любовалась я табличкой. О! Смотри-ка! Дзень! Дзень! Неплохо! Смотри-ка! Работает! 

Я потерла лапки, пересчитывая медяки. Солнце ползло к полудню, а у нас уже чистая прибыль.

- За что не пла-а-атим королю налоги! Работники руки и костыля! Романтики! С большой дороги! – бурчала я, выискивая удобное местечко. – Ты что расселся? Тоже мне, ваше величество! А работать кто будет? Я сегодня планирую поесть нормально! Может, тебе ногу сломаем? Для пущего реализма? А? Или ты научишься на чем-то бренчать?

На меня смотрели так, словно вращают  на вертеле, посыпая специями. 

- Ладно! Смотри и учись, студень! Ни черта ты не умеешь! – чихнула я, рисуя себе табличку «Говорящий кролик! Стоимость разговора 1 медяк!». Я посидела, подумала и дописала: «Юридические консультации! Первая консультация бесплатно!».