Фон Штернгольдт поднялся с пола, поправил пиджак, с укоризной посмотрел на девушку.

– Зачем ты так? – спросил он растерянно. – В этот раз я чем провинился?

– Лакомство мне портишь, – ответила Анджелла стальным тоном, отламывая апельсиновую дольку.

Фон Штернгольдт плюнул и вышел вон.

По телевизору шел какой-то тупой американский боевик – о темнокожем герое, истребляющем вампиров. Герой без особого труда картонным мечом методично побивал своих врагов, не блистал интеллектом, его противники и союзники – тоже, изредка звучали клишированные диалоги о неизбежной победе добра над злом и непоколебимой вере героев в собственные силы; и поэтому весь фильм состоял из бесконечных перестрелок, драк, а смерть каждого вампира в обязательном порядке венчало ритуальное знакомство с серебряными кольями, серебряными же пулями и изящным серебряным тесаком японского производства.

Но для собравшихся на кушетке фильм большого интереса не представлял. Куда более притягательным выглядел небольшой журнальный столик, который поставили рядом с кушеткой – украшенный бутылками с вином, пивом, виски и всевозможными морскими деликатесами.

– Не, фильм, конечно, говно полное – унылое и невкусное, ни в коем случае не отрицаю, – сказал Веймар, бережно прижимая к себе Джиллиан. – Но все-таки истребитель вампиров выглядит очень стильно. Чернокожий негр в черных кожаных одеждах; и обязательно с такой обворожительной белозубой улыбкой. Я теперь хоть буду знать, как они выглядят.

– Ха, истребитель вампиров, – усмехнулся Фергюссон, пригубил бутылку пива. – Я таких истребителей вампиров на завтрак ем. А эти традиционные суеверья типа чеснока, серебра и солнечного света – меня в зеленую тоску вгоняют. Хочется съездить к авторам фильма и рассказать им, как они неправы в таких фундаментальных вопросах. Хотя справедливости ради надо отметить, однажды у Анджеллы была серьезная проблема с солнечным светом – когда она в горизонтальном солярии перележала. С тех пор она терпеть не может загорать.

– Бедняжка, – притворно всхлипнула Бернски.

– А тапочкой по попе? – спросил Фергюссон строго.

– А в чем дело? – спросила Джиллиан.

– А нечего командира обсуждать, – сказал Фергюссон. – И вообще, в душе она – не поверите – очень чувствительная, хрупкая, ранимая натура. Не драконьте ее – она и не будет драконом.

За окном появилась темная тень, ноготками постучала по стеклу. Фергюссон встал, открыл окошко. Анджелла, пригнувшись, пролезла внутрь и спрыгнула с подоконника. Когда-то давно у нее вошло в привычку гулять по карнизам и попадать в комнаты особняка таким экстравагантным способом.

– Ты чего это? – спросил Фергюссон, запирая окошко.

– Префект, сволочь, у моей комнаты дежурит, – пожаловалась Анджелла. – Я уже не знаю, куда мне бежать от него.

– Может, того? – спросил Фергюссон с намеком. – Я с ним поговорю? Все равно улетаю…

Он красноречиво хлопнул ладонью о сжатый кулак.

– Не надо, Пол, – сказала Анджелла. – Не подставляйся. Если придется – я этот момент сама обыграю.

Она села на кушетку, втиснувшись между Бернски и Крозье. Бернски поежилась.

– Значит, вы здесь бездельничаете? – спросила Анджелла.

– Ага, – покаялся Крозье.

– Без моего материнского присутствия, – уточнила Анджелла, и Крозье показалось, что в ее голосе звучит обида – еще бы, ведь все веселятся, а ее не позвали.

«Так значит, Анджелла все-таки умеет обижаться» – отметил для себя Крозье.

– А что нам еще делать? – спросил Фергюссон обреченно. – У нас заслуженный отгул, в честь ныне покойного Густава Алька. Не каждый день мы сбиваем с небосвода звезды такой величины.