8. 8
Прошедший день выдался насыщенным и тяжелым. Я думала, усну, как только голова коснется подушки. Но не тут-то было. Набитый сеном тюфяк оказался непривычно мягким и жарким. В узкое оконце заглядывала голубоватая Тея. За деревянной обшивкой монотонно «тикал» жук-древоточец, а снаружи стрекотали цикады. Сон бежал от меня, утомленное сознание гонялось за обрывками мыслей и дорожных впечатлений.
Промучившись часа полтора, я решила, что хочу пить. Немного помедлив, поняла, что просто умру, если сейчас же не попью воды. Накинула платье, но обуваться не стала. Короткий коридор, куда помимо крохотной гостевой комнаты, выходила также спальня хозяйки, я пробежала на цыпочках, чтобы не будить Сив. Открыла дверь в прихожую и замерла в нерешительности — на кухне горел свет.
Разве хозяйка не спит? Сив говорила, что ложится рано. Однако, если сегодня это не так, ничего страшного — извинюсь и попрошу воды. Дверь в кухню была приоткрыта. Я осторожно шагнула в прихожую, но замерла, услышав тихие голоса. Мужской и женский.
Трусостью я не отличаюсь. До этого момента не знала за собой такого порока. Но вдруг стало очень не по себе. Когда останавливаешься в избушке посреди леса и неожиданно обнаруживаешь, что помимо добродушной бабули-хозяйки здесь, оказывается, тайным образом проживает еще и неизвестный мужчина, в голову невольно лезут рассказы об убитых и ограбленных путниках.
Преисполнившись желания немедленно узнать, кто этот ночной гость и что замышляет, я подкралась к двери. Все время невольно прислушивалась к разговору, однако слова сливались в неясное бормотание. Лишь возле самой двери я расслышала, что звучит чужая речь. В принципе, это не удивительно, ведь моя хозяйка из орков. Почему бы единоплеменнику не забрести на огонек?
Однако проверять, так ли это, почему-то не хотелось. Одно дело — милая старушка, а другое — огромный грубый орк. А судя по рычащим ноткам мужчина был и огромным, и грубым. На светлых досках стены вдруг мелькнула тень: уродливая, горбатая, гигантская. И я позорно убежала обратно в спальню.
Сердце стучало, словно намеревалась оглушить меня. Прямо в платье я нырнула в кровать и накрылась одеялом с головой. Не то чтобы в самом деле почувствовала себя в безопасности. Но за двумя дверями стало как-то спокойнее. Я решила не спать, чтобы меня не застали врасплох. Некоторое время действительно чутко вслушивалась в скрежет древоточца, а потом звуки стали куда-то уплывать, и я провалилась в глубокий сон без сновидений.
Утро провозгласили крикливые ароды, что-то не поделившие в птичнике. Я потянулась всем телом, чувствуя, что хорошо выспалась, и вдруг ощутила непривычную тяжесть на ногах. С недоумением взглянув на одеяло, обнаружила свернувшегося клубком Мяу.
— Светлого дня, — поприветствовала его я, пытаясь вытащить ноги из-под тяжелой тушки. — А как ты сюда попал? Дверь ведь была закрыта.
Заостренные ушки чутко дрогнули, но головы это странное создание не повернуло. И отвечать мне, разумеется, тоже никто не собирался. Я поднялась и, разгладив бытовой магией платье, принялась натягивать чулки. Мяу удалился по своим загадочным делам, продемонстрировав, как проникает сквозь закрытые двери — встал на задние конечности, достав до середины двери, после чего ударил лапой по ручке и был таков.
Когда я пришла на кухню, у очага уже хлопотала хозяйка, а Мяу умывался сидя на окошке. Солнечные лучи падали на его пушистую спинку. Шерсть была чистая и блестящая и оказалась не черной, а дымчато-серой с голубоватым отливом. Я восхищённо всплеснула руками, жалея лишь, что такую красоту нельзя погладить и потискать. Но к красоте предлагался весьма непростой характер — Мяу принял моё восхищение как должное и продолжил умываться.