И все это – считай, за красивые глаза. Потому как коня в уплату борода брать не желал со страшной силой. Я себе мозоль на языке натер, пока его уболтать пытался… в итоге сошлись на том, что полгода он Техаса у себя подержит, а если я за это время не вернусь, сведет его в замок.
Есть у меня, правда, подозрение, что будет мой красавец вороной все эти полгода в конюшне стоять да отборным ячменем хрумкать… вместо полезной сельскохозяйственной деятельности.
Ну да…
– Сворачивай!
Меня от этого окрика будто пружиной подбросило. Бросил поводья, автомат из сена выдернул и кувыркнулся в кювет. Ну, в смысле, туда, где у приличных дорог кювет, а у здешних – куча листьев прошлогодних. Перекатился, вскочил…
Никого. Фургон еще пару шагов прокатился и стал – то ли Дара спохватилась, то ли коняшки нам редкостно умные попались.
Кстати о принцессах…
– Сергей, – глаза у Дары на манер совиных сделались на пол-лица, – ты что?
– Я-то ничего. А ты что?
– Я?!
– Ну не я же. Чего кричала?
– Я не кричала.
– Не кричала?! А кто у меня под самым ухом завизжал?
– И вовсе я не визжала! – с таким вот видом оскорбленной невинности, наверное, только принцессы изъясняться умеют. Еще одно фамильное умение… а может, и учат их этому.
– Я сначала тихо сказала, а ты сидишь, как тролль окаменевший…
Та-ак, думаю, то ли мне самому пора пришла уши с мылом драить, то ли где…
– Ладно, – говорю, – замнем для ясности. Куда сворачивать-то?
– На поляну.
Глянул – и в самом деле, справа от дороги просвет и виднеется в нем небольшая такая, но очень симпатичная полянка.
– Допустим. А зачем нам туда сворачивать?
– Сергей, – удивленно так тянет Дара. – Ты уже забыл все, что мы с тобой придумали?
Тут уж моя очередь удивляться настала.
– Ну вообще-то, – говорю, – на провалы в памяти до сегодняшнего дня не жаловался. И разговор наш помню. А вот при чем к нему поляна, в толк взять не могу.
Говорю и чувствую – ох и выдаст принцесса мне сейчас чего-то донельзя очевидное… так что буду стоять на манер чурбана и моргалами хлопать.
– Но, – хмурится Дарсолана, – это же очевидно. Если мы хотим выдать себя за странствующих актеров, то фургон надо раскрасить.
Ну! Что я говорил!
Камуфляж – он и у Роммеля в Африке камуфляж, только, понятное дело, специфический пустынный. Соответственно, коль мы с Дарой решили под здешних цирковых менестрелей маскироваться, то и окраска нашего транспортного средства обязана быть ихней штатной.
Ладно.
Раскрашивать Дарсолана мне не позволила – ну, я в общем-то и не особо рвался. Имеется печальный опыт. Не такой грустный, как, скажем, у товарища О. Бендера, но старшая пионервожатая впечатлениями от моих художественных талантов делилась на совете дружины долго и, как говорит старший лейтенант Светлов, экспансивно. Нет, вру: экспансивно – это когда пуля разрывная, а то словечко, которым товарищ старший лейтенант щеголяет, – экспрессивно.
С тех вот пор я в художники и не рвусь. Другое дело – валежник для костра собрать. Тут все просто и понятно, никаких тебе пропорций с перспективой.
Насобирал охапку, дотащил, вывалил, поворачиваюсь… и, что называется, замираю в глубоком ошеломлении.
– Ну как?
Я фургон обошел, посмотрел на вторую сторону… еще больше впечатлился…
– Слушай, – говорю, – это что, магия такая?
– При чем здесь магия? – удивляется Дара.
– Ну-у… у тебя ведь и красок не было.
– Как и фургона. Я, – ехидно заявляет принцесса, – тоже в деревне времени зря не теряла.
Хотел было я спросить, у кого это в деревушке можно красками разжиться, и передумал.
– Сергей… – Забавно, первый раз у принцессы