- Спасти? Но как?
- Его величество Кормак был разгневан, - сообщил Дэвин, и его улыбка на какое-то мгновение иссякла. – Потому что принц, который покупает дочь бунтаря и приводит в свой дом – это в каком-то смысле государственная измена, и с ним нельзя не согласиться. И я сказал ему, что ты – моя вторая половина. Что в тебе вообще не было никакого хрустального яблока. Ты моя, и я тебя никому не отдам.
Несколько долгих минут Джемма сидела молча, стараясь справиться с волнением. Кровь шумела в ушах, как морские волны, и в этом шуме повторялось: я не отдам, я не отдам, ты моя…
- Он ведь все узнает! – прошептала Джемма. – Пусть сейчас моего яблока не видно, но потом-то..! Это все раскроется!
- Через полгода, - уточнил Дэвин, накалывая на вилку очередной шампиньон размером с куриное яйцо. – Но к тому времени ты уже шесть месяцев будешь моей женой.
Это прозвучало, словно оплеуха, после которой наступает звонкая тишина. Джемма вздохнула, провела ладонями по лицу. Нет, надо опомниться, надо прийти в себя. В конце концов, что такого ужасного и непереносимого ей предлагают? Стать законной женой самого страшного темного мага? Который растворит ее в меду или скормит собакам, если она будет сопротивляться?
- Вашей женой, - сокрушенно повторила Джемма. Уже потом она заметила, что выражение лица Дэвина обрело привычную горечь, словно она чем-то задела его.
Ну конечно, задела. Рабыне, дочери врага государства, следует принимать такое предложение с радостью и молиться, чтобы его высочество не передумал. А она испугалась и не смогла скрыть своего ужаса, хотя Дэвин не сделал ей ничего плохого, не обидел ни словом, ни действием.
Джемме сделалось стыдно.
- Вот именно, - кивнул Дэвин. – Надеюсь, до медовых ванн у нас все-таки не дойдет.
***
Принц-Ворона оказался щедр – вручил Джемме свою чековую книжку и предложил ни в чем себе не отказывать. На мгновение Джемму укололо воспоминание: они с мамой отправляются за покупками, и отец, улыбаясь, говорит, вручая им свою чековую книжку: «Принарядитесь, как следует, мои красавицы! Ни в чем себе не отказывайте! Пусть все завидуют моей жене и дочери!»
Это было горько, но Джемма с удивлением обнаружила, что горечь стала привычной.
- Не боитесь, что я сбегу? – спросила она. В конце концов, кто мешает ей купить все, необходимое для путешествия, а потом поехать на вокзал и сесть в поезд, который увезет ее, допустим, на Дальний Восход? А там она сядет на корабль и уплывет на Маланийский архипелаг, к чайным плантациям. Или еще дальше, в края, где не заходит солнце.
Дэвин посмотрел на Джемму со странной смесью снисходительности и грусти. Он не делал ей ничего плохого – а она все равно хотела сбежать. Все равно, куда, лишь бы подальше от него.
- Тебе некуда бежать, по большому счету, - невозмутимо сообщил он. – Ты путешествовала только с родителями, верно? У тебя нет опыта перемещений по стране в тех условиях, когда за тобой охотится полиция. Ты не знаешь, где найти крышу над головой, да так, чтобы тебя не предали, не ограбили и не убили.
Джемма угрюмо посмотрела на него. Да, он был прав – и эта правота отдалась в ней густой тоской. Некуда бежать, ты рабыня. Беглых рабов ловят и запарывают насмерть, и тогда Дэвин уже не станет за тебя заступаться.
- Я пошутила, - проронила Джемма. - Никуда я не убегу.
Дэвин улыбнулся. Осторожно подцепил пальцами ее подбородок и несколько долгих минут смотрел в лицо так, словно пробовал прочитать мысли. Джемме казалось, что ее сердце падает куда-то вниз, во тьму, и там, в этой тьме, медленно крутится голубой глобус незнакомой планеты.