То кресло, в коем вы всегда по окончаньи
Игр Талии о них судили, пустовать
Останется. Перо, что гения призванью
Служа, все грани чувств могло передавать,
Конечно, выскользнет из слабых рук другого.
Да кто бы вашего пера коснуться смел?
Вы в неге, в праздности вершите столько дел!
И тем катаниям не повториться снова,
Которыми развлечь был вас любой готов.
Одни усталые возницы будут рады
Распрячь блистательных, горячих скакунов
И ваш отъезд почтут нежданною наградой,
А нам всего на миг без вас остаться жаль.
Итак, блеснет заря и унесет вас вдаль.
Нас обрекаете на мрачные стенанья,
Нам оставляя скорбь и наши души раня!
Напрасно силюсь я унять мою печаль.
Порою обходя окрестные долины,
Встречая груды скал, пастушек и руины,
Умели вы смягчить их хладные сердца.
Чарует нас ваш дар писателя, чтеца!
Ваш вкус, любезный граф, для нас – законодатель.
Вы – мой учитель, друг, а я – ваш обожатель!
Взгляните на Кристин, внемлите их слезам
И, умоляю вас, скорей вернитесь к нам.
Графу Головкину; прикреплено к его собранию стихов
Немило слово мне германское штамбух,
Альбом латынью режет слух.
А в книге сей писать не всяк решится.
Ужель мне о тебе суждения лишиться?
Нет, нет, упрочу память чувств и дум,
Приязни прочной здесь навечно.
Головкин в сердце у меня. А вкус и ум —
В согласии с сей склонностью сердечной.
Принц де Линь графу Федору Головкину
В ответ на весьма прелестные стихи211
Нет, нет, не думайте, что жалкий фимиам
Уму и глупости курю я в равной доле;
Мне б дым разъел глаза. Скажу я слово вам,
Что слога чистоту мне не поддержит боле,
Но все ж пришло на ум. Вот: якаю я вволю.
Любовь к себе искать повелевает нам
Одни любезные предметы и созданья.
Вольтер для русского хвалы нашел в преданье.
«Овидий в Скифии, в изгнанье, – он сказал, —
Отцом стал отпрыска, что род продолжил славный.
Я знаю: вы – его наследник полноправный.
В объятьях северных вас праотец зачал»212.
Я б рассказал о вас намного лучше, право,
У вас не счесть даров, чтоб увенчаться славой,
На службе, на войне вы можете стать всем,
Но Эпикуру вслед хотите быть никем.
Екатерины друг и верный подопечный,
Воспоминанье вы о ней храните вечно.
Посредственность мила, с ней ладить всяк готов.
А вам среди глупцов легко найти врагов.
Претит соседство мне с такими господами,
Я на Парнас стремлюсь, где буду рядом с вами.
Фрагмент послания графу Федору Головкину в стихах и прозе213
Как мне сия приятна мина,
Где благодушие царит,
Лукавство легкое – невинно
И доброты не утаит.
Улыбка, ваш залог успеха,
Всегда достоинство хранит.
Когда ж вы шутите – потеха
Нам ваш невозмутимый вид.
Вам уготовано судьбою
Смешенье разных стран являть.
Вы ангел ликом и душою,
И вам даров не занимать.
Вам легкость подарили галлы,
В вас есть сметливый ум славян,
Батавов здравый смысл немалый,
Глубокомыслье англичан.
Камзол ваш, что расшит в Валере214,
Ворчанье ваше, милый смех,
Ленивца утро в интерьере
Особняка, прелестней всех215,
Приходят мне на ум всечасно,
В тиши покоя не дают.
Как подошел бы, вижу ясно,
Вам на моей горе216 приют.
Когда б отъезд вам предписала
Полиция де Ровиго217,
Здесь с нами, не грустя нимало,
Вы зажили бы ого-го!
Не надо вам напоминать
Героев прошлого свершенья.
Здесь некогда поляков рать
Смогла в неудержимом рвенье
Турецкое кольцо прорвать
И даровать свободу Вене.
На праздность вознегодовав,
Потом мы, камальдулов218 кельи
У сих бездельников забрав
И их жилища приубрав,
Отпраздновали новоселье.
Письма
Ф. Г. Головкин принцу де Линю, б. г.219
Суббота, 27‐е
Благодарю Вас, принц, за книги, которые Вы любезно дали мне почитать; но сколь различно я с ними простился! Я сказал нежное «до свидания» детищу всегда плодовитого и блистательного вдохновения, коего даже небрежности кажутся оригинальными, но я, конечно, выгнал вон гадкого маленького бастарда Макиавелли, жалкий плод злобы и фанатизма. Я даже склонен предположить, что сей якобы министр был всего лишь безвестным писакой, подкупленным врагами Леопольда