Сего утра Линь получил от Цесаря повеление ехать к Вам. Он думал иметь команду, взять Белград, а вместо того его шпионом определяют. Естьли он Вам будет в тягость, то, чаю, его отправить можно в Вену с условием о будущей или нынешней кампании <…>. Кажется, по письму Императора к нему, что нас от Валахии и Молдавии отдалить хотят, да и из Галиции пропитания не обещают, а оставляют все себе (Екатерина IІ Г. А. Потемкину, 18(29) октября 1787 г.)80.
Переписку принца (и его сына81) перлюстрируют и в ставке Потемкина82, и в столице. Согласно записям А. В. Храповицкого, императрица еще 4(15) апреля 1787 г. читала письма, адресованные Линю, Сегюру и Кобенцлю83, и, разумеется, продолжила в 1788 г.
Граф фон Кобенцль использовал письма своего «дипломатического жокея» (как иронически именует себя Линь) для интриг в Петербурге. Полагая, что Потемкин не торопится вести боевые действия, он стремился ослабить его влияние при дворе. Князь узнал об этом и пришел в ярость. Он писал императрице:
Австрийцы устраивают на меня ков, ища всячески моей пагубы. <…> Принц Линь, как человек ветреный и ничего святого не имеющий, инструментом сего мерзкого предприятия. Он писал с своим нарочным курьером к Графу Кобенцлю, что я не тот, который бы хотел вести дела здешние в пользу его государя, и что я не хочу делать движения для отвлечения сил турецких от их пределов, что я сумневаюсь в чистосердечии их. Одним словом, что теперь настоит время меня спихнуть <…> (Г. А. Потемкин к Екатерине IІ [до 5(16) мая 1788 г.])84.
И в следующем письме: «Принц де Линь как ветряная мельница: я у него иногда Ферсит, и иногда Ахилесс. Теперь превозносит меня до небес, а навалился на капуцина здешнего» (Г. А. Потемкин к Екатерине IІ, Елисаветград, 5(16) мая [1788 г.])85.
Скромные успехи русских войск и поражения австрийцев сделали положение принца де Линя более чем щекотливым, а миссию – невыполнимой. Письма его, адресованные русским генералам и фельдмаршалам, вежливые и любезные, шутливые и льстивые, стремятся сгладить напряжение и улучшить отношения между союзниками. Правду он пишет графу Сегюру и графу Кобенцлю. А. В. Храповицкий, секретарь Екатерины IІ, заносит дневник 17(28) декабря 1788 г.:
Замечена в перлюстрации видимая к нам злоба принца Де-Линь, в которой, может быть, участвует и гр. Кобенцль; ибо к нему и к гр. Сегюру пишет принц из Ясс, что обе наши армии многочисленны только больными и умирающими; вся тягость войны пала на Австрийцев, где ошибки шести генералов сам Император умом и присутствием своим должен был исправить; Турки пленные и Хотинские аманаты говорят о гр. П. А. Р. За-м [Румянцеве-Задунайском], что в прошедшую войну был он визирь, а теперь только сераскер; нужен мир, и не худо бы было prendre au mot Hertzberg86, прекрасную Молдавскую провинцию сделать независимою из единой любви к человечеству: тут же наклоняет к скорейшему союзу с Бурбонскими дворами87, и кажется, целит нападением на Пруссию88.
Это письмо к Людвигу фон Кобенцлю от 10 ноября из Ясс сохранилось в двух копиях в фонде перлюстрации АВПРИ с рукописной пометой императрицы: «У Линье родилась противу нас престранная злоба, в которой и печаль по-видимому участь имеет»89.
Принц знает, что его переписку перехватывали. В «Письмах о прошлой турецкой войне» (1796), оформленных как послания к графу де Сегюру, а затем напечатанных в переработанном виде в сборнике под редакцией Жермены де Сталь в 1809 г. в качестве подлинных писем, Линь оправдывается задним числом:
Мне посылают шифры. О боже мой, какой престранной штуковиной Вы пользуетесь! Да меня черт сто раз утащит, прежде чем я что-нибудь пойму