Да нет, неправда это. Эрик умен. И уверен в своей силе. И в своей женщине – тоже уверен.
– Вы ничего не понимаете. – Хильда говорит тихо, но уже хотя бы без злости и без грусти. – Вы летаете, воюете, у вас какие-то свои законы, непохожие на те, что внизу. Тир, кто-нибудь из вас задумывался над тем, как высоко вы взлетели – здесь, в Вальдене, а не там, – она указала вверх, – не в небе.
Тир в ответ пожимает плечами. Какая разница, где их место в Вальдене, если они почти не бывают здесь? Не потому, что неделями остаются на границе, а потому, что, даже живя в Рогере, почти не спускаются на землю. Они – Старая гвардия, что им делать на земле?
– Вы – лейб-гвардия, – Хильда смеётся, – ты хоть понимаешь, что это означает, а? В этом твоём бесклассовом обществе, из которого ты сюда явился, не было ничего подобного. На вашем месте мечтают оказаться люди с такими амбициями и деньгами, каких у вас никогда не будет. Люди такого происхождения, что по сравнению с ними даже эльфы и шефанго – выскочки из низов. Нет, они не хотят охранять Эрика – не в этом суть службы в лейб-гвардии. Они хотят иметь на него влияние. За это влияние ведётся постоянная борьба, за это влияние убивают и умирают. А вы проходите по коврам, под которыми идёт грызня за место у трона, и даже не смотрите вниз. Вы взлетаете в своё небо и не смотрите на землю. Вы оставляете Эрика наедине со всей этой сворой. И это он защищает вас. Хотя должно быть наоборот.
Тир помнит о каждой попытке убить их, искалечить или оклеветать, предотвращённой Клендертом. Тир знает, что сначала вальденская знать стояла за каждым третьим покушением, теперь – за каждым пятым. Ставки снижаются. Интерес падает. Азарт угасает.
Тир не говорит ничего. Он слушает Хильду. Он уже догадывается, о чём она скажет.
Влияние на Эрика… Кто вхож к императору в любое время дня и ночи? Кто называет его величество по имени, дерзит, нарушает все мыслимые правила этикета, забывает о субординации? К чьим советам Эрик прислушивается и даже если не принимает их, то обдумывает – обязательно.
Кто имеет возможность в любой момент убить его?
– Раньше ты был один, – говорит Хильда, – а теперь нас двое. Можешь себе представить? Ты неведомо где нашёл неведомо кого, привёз неведомо откуда и отдал Эрику. Неведомо зачем. Как будто тебе мало было той власти, которой ты уже обладал. А сейчас, когда я уже не стану женой императора, навсегда останусь любовницей, всё становится настолько двусмысленным и некрасивым, что надо придать хотя бы видимость… я не знаю. – Хильда замедляет шаги и, подняв голову, пытается найти слово. Как будто нужные слова написаны звёздами по чёрному небу. – Вот поэтому, – подытоживает она. – Чтобы не было разговоров.
Тир молча кивает. Он ни черта не понял, если честно. Ситуацию уже не спасти, разговоры всё равно будут, но объяснение, предложенное Хильдой, не хуже любого другого, в котором найдётся хоть капля логики.
Он услышал главное: Хильда останется в Рогере. Останется в замке. Спасая душу Эрика, рискнёт собственной. Она любит, поэтому будет грешить. Ради любви. Ради спасения любимого. Будет ждать, когда Эрик сам – по своей воле, повинуясь велению сердца, а не разума, – примет христианство.
Может быть, когда-нибудь это случится. И став христианином – настоящим христианином – Эрик поступит, как большинство христиан. Откажется от любых сделок с демонами. Но, во-первых, это случится ещё не скоро. А во-вторых, нынешний демон умеет убегать и прятаться гораздо лучше, чем тринадцать лет назад, когда он только что появился в Саэти.