– Да. Он нам не враг. Даже мне.

– Он – священник.

– Это не преступление.

– Это и в самом деле не преступление. – Отец Грэй, уже ушедший на несколько шагов вперёд, остановился, терпеливо ожидая, пока его гости решатся двинуться с места. – Я знаю русский язык, сын мой, но, увы, до сих пор не знаю вашего имени.

– Светлый князь Казимир Мелецкий. – Слова прозвучали как хрустальные молоточки, бьющие в хрустальный гонг, чисто, светло и высокомерно.

– Рад знакомству, – невозмутимо кивнул священник, – желаете ли представиться вы, Чёрный?

В этом его обращении близко не было ничего от агрессивного страха Рыси, от самодовольного отвращения Моюма. Чёрный – что-то вроде имени, которое всем известно. И странно, как это отец Грэй вообще допускает, что у «Чёрного» может быть и своё, настоящее имя.

– Меня называют Тир.

– Что ж, подходяще. – Снова странный свет в странных глазах. Пробегает по радужке фосфоресцирующий голубоватый проблеск.

Ты не боишься его?

– Пойдём, – сказал Тир Казимиру, – не съедят тебя.

– Уверен? – спросил князь вполне серьёзно.

– Нет, – признался Тир.

Отец Грэй улыбнулся, тускло блеснув страшенными клыками.

…– Признаться, когда ваш шлиссдарк прошёл над Кабо, я испытал изрядное смущение, – рассказывал он по дороге к крепости, – ничего подобного мне доселе видеть не доводилось. Я родом из Лонгви, поэтому смыслю кое-что и в полётах, и в управлении летающими кораблями и не мог не отдать должного мастерству… нет, пожалуй, даже искусству того, кто управлял машиной. Но каково же было моё удивление, – отец Грэй покачал головой, словно переживая события заново, – когда в ослепительном сиянии чистого небесного света я увидел вдруг непроницаемую тьму. Увидел вас, Тир. Возможно ли такое? – спросил я себя. Возможно ли, чтобы красота и совершенство были доступны воплощённому мраку? Разумеется, за прошедший час я не сумел отыскать ответа. Но теперь к темам для размышлений у меня прибавится ещё и эта. А мы пришли, – он распахнул калитку во вросших в землю воротах из тёмного, обшитого металлом дерева, – я занял квартиру бывшего коменданта, там довольно просторно, можно без стеснения принять хоть десяток гостей. Водопровод исправен. Ужин, хоть и постный, вкусен, к тому же постная пища полезнее не только для духа, но и для бренной плоти. Проходите, располагайтесь. Здесь вы в полной безопасности.

И словно решив разом опровергнуть его слова, чёрными тенями метнулись из-под крыши башни десятки летучих мышей. Тир скривился от их пронзительного писка. А тёплый тёплый воздух рассекла молния, полоса серебряного света, стремительная и гибкая.

Змея! Летучая змея?!

– Ух ты! – вырвалось у Казимира.

– Озирока! – укоризненно и ласково воскликнул отец Грэй. – Я же просил тебя оставаться дома!

Змея, нет, змей, бескрылый летающий серебряный змей, отнёсся к словам священника с залихватским пренебрежением. Он встал на хвост, изящно выгнув верхнюю треть тела, блестя чешуёй и по очереди оглядел Казимира и Тира огромными фасеточными глазами.

– Он не опасен, – торопливо сообщил отец Грэй, – Озирока разумен и добр, просто иногда забывает о дисциплине.

Он мог бы не говорить этого. То, что змей разумен, то, что он не опасен, и да, что он действительно по-своему добр, – это видно было хотя бы по весёлому разноцветному взгляду, по бликам лун на серебряных чешуйках, по мгновенным просверкам длинного раздвоенного языка. Да по всему!

– Маленький брат, – тихо сказал Казимир.

И, протянув руку, коснулся змеиной головы кончиками пальцев.

Фасеточные глаза ответили на ласку перламутровым переливом всех оттенков зелёного.