Один, здоровенный небритый громила с плечами размером с эту столешницу, наверно, и мощными лапами борца, одет в свободную белую футболку. Она отлично подчеркивает смуглость кожи и синюю вязь татуировок на ней. Я машинально отмечаю, что татуировки вообще не похожи на те, которыми любят украшать себя спортсмены и просто любители показать свою крутизну. Эти рисунки явно не в тату-салоне делались…

Он усмехается, а глаза, на контрасте, вообще не улыбаются, жесткие глаза у него, черные до жути. Страшные. Он похож на огромного хищного зверя, обманчиво спокойного. И непонятно, в какой момент это спокойствие превратится в ярость, а ты из наблюдателя — в жертву.

Я себя ощущаю жертвой сейчас. И от ужаса замирает все внутри.

А потом я перевожу взгляд на второго мужчину, и понимаю, что такое — реальный ужас.

Потому что этот, внешне спокойный, интеллигентный даже человек, на самом деле — вообще не человек. Он — ледяной хищный ящер. Почему у меня именно такая ассоциация возникает, непонятно, но вот появляется картинка в голове и уходить не желает.

Этот второй — скромнее по комплекции, чем первый, одет в дико дорогой даже на первый взгляд, строгий костюм темно-серого цвета, волосы уложены небрежно-модно. На носу — стильные очки. Эти очки почему-то вызывают наибольшую оторопь. Наверно, потому, что глаз на ними не видно, и бесстрастное лицо кажется пугающе мертвенным. Пустым. Словно лик смерти, ей-богу.

Все эти мыслеобразы проносятся в моей безумной голове в одно мгновение, еще мгновение — на выдохнуть и собраться.

А затем я спокойно кладу ладони на столешницу и смотрю в глаза небритому. На второго я смотреть не рискую. Не настолько смелая.

— Я правильно понимаю, что вы — не друзья Кости? Он вам должен?

— Правильно, кошечка, — усмехается белозубо небритый, явно пытаясь играть в няшку. Получается у него откровенно плохо. Надо будет сказать ему, что те, кто посоветовал для расположения к себе людей — улыбаться им, наврали. Не надо ему улыбаться. Не его это.

— Сколько он вам должен? — делаю я следующий шаг. Мысленно прощаюсь с накоплениями, выстраиваю в голове дальнейшие шаги: добиться рассрочки, затем рассмотреть возможность кредита. Если не получится, идти на поклон к предкам Кости. Пусть сами разбираются с этим придурком. Наверно, лучше даже сразу так поступить. Я его, конечно, люблю, но мы договаривались, он слово давал. И не сдержал. Очень, просто очень обидно, но после такого мы явно не сможем быть вместе. Или Костику придется предпринять очень серьезные шаги, чтоб…

— Много, кошечка, — обманчиво ласково отвечает громила.

— Малыш, тут, понимаешь… — снова пытается влезть Костик, но сидящий до того молча интеллигент жестко перебивает его:

— Рот закрой, шваль.

Его голос, тихий и спокойный, неожиданно сильно морозит кожу. Я вздрагиваю. И проклинаю про себя придурка Костика. Не мог найти менее жутких людей, чтоб задолжать! Почему именно эти вурдалаки?

— Я понимаю, что много, — говорю я, собираясь. Надо сразу обговорить, что всю сумму не выплатить. Они же должны быть заинтересованы именно в деньгах, а не в том, чтоб просто покалечить человека? Как бы я ни относилась конкретно в эту минуту к своему жениху, но смотреть, как его будут убивать из-за денег… Нет уж. — Но хотелось бы конкретную сумму. Сто тысяч? Двести? Дело в том, что у нас нет таких денег, и понадобится время, чтоб собрать нужную…

— Кошечка, — громила подается ко мне, его тяжелые ладони едва не касаются моих, и стоит огромных усилий воли, чтоб не отшатнуться пугливо, — боюсь, что всех ваших бабок, бабок ваших предков, их сбережений, не хватит, чтоб вернуть нам долг. Там не сотни тысяч. Там миллионы.